В. Бирюк - Фанфики

Священник мельком заглянул в грамотку, оглядел подворье и расходящихся соседей, сокрушённо вздохнул:

— Пойдём, отроче, прогуляемся. Да и поговорим дорожкой.

Мои принялись устраиваться на постой — не гонят же! А других мест мы здесь не знаем.

Поп, отойдя от ворот с десяток шагов, огорчённо вздохнул и рассеял мои хитроумные комбинации:

— Есть у Жиляты серебро. В смысле — было. В смысле — Жилята был… В общем, есть. Он же кирпичником промышлял. Это у простых смердов серебро — редкость. А с ним по всякому расплачивались. Копил он его. Себе — на чёрный день, дочкам — на приданое. Так что, отдаст тебе вдовица куны да резаны, а я так с тёщей жить через печку и останусь.

Ну и славно: выбивать долги… дело могло оказаться долгим и скандальным. А так, коли есть серебро — взяли да укатили.

Безысходная тоска, звучавшая в голосе участливого и неглупого человека, требовала сдерживать проявление своего щенячьего оптимизма и, хотя бы для вида, демонстрировать сострадание.

— Вон оно как… Да, жаль… Не придётся тебе от тёщи отселится. А где он хранил-то серебро? Вдова-то быстро с деньгами обернуться сможет?

— Быстро. Оно ж во дворе закопано. В сеннике.

Загрузившийся своими тяжёлыми думами о. Фёдор отвечал автоматически, поглядывая через забор своего двора. Видимо, предвкушал встречу со своим домашним «иблисом».

— А в каком углу?

Мой идиотский вопрос прервал его душевные страдания и предвкушения, заставил обернуться ко мне. Несколько мгновений он хмурил лоб, пытаясь понять — о чём это я. Потом он отшатнулся и прижал руку ко рту.

— О господи! Отроче! Забудь немедля! Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй!

Тирада была выдана в крайнем волнении и сопровождалась непрерывно повторяемым крёстным знамением.

— Дядь Фёдор, ты чего?

Поп воровато огляделся по сторонам, наклонился к моему уху и объяснил:

— Грех великий совершил. Сболтнул ненароком. Сатана за язык дёрнул. Это ж с исповеди! Жилятина жёнка покаялась как-то: про мужа худо подумала. Он-де ночью встал да и пошёл во двор. А она решила, что он к бабёнке какой надумал. Вот и проследила, как он серебро в сеннике закапывал.

Две вечные проблемы на Руси: где денег взять? И — куда взятое спрятать? Жилята успешно решал обе.

Сенник — не самый худший вариант. Тяжелее, когда деньги прячут в дерьме. В хлеву, курятнике, свинарнике… просто — в отхожем месте. Зарывать деньги в навоз — наше национальное искусство.

— Ага. А в каком углу?

Фёдор открыл, было, рот, чтобы наградить меня гневной отповедью истинно православного батюшки и в благочестии наставника. Но передумал и рот закрыл. Глядя на тесины своего забора, глухо произнёс:

— Грех же… тайна исповеди же…

Мне нужно отвечать? Мы же оба знаем, что будет дальше. Можешь добавить в перечень собственных грехов — пособничество в отъёме имения у вдовицы и сирот. А в число собственных благодеяний — улучшение жилищного состояния своего многочисленного семейства. И спасение христианской души доброго христианского пастыря — себя самого, от власти сатаны в лице тёщи и внушаемого врагом рода человеческого озлобления, раздражения и, позволю себе предположить, тотального человеконенавистничества.

— В правом дальнем. В кувшине.

Ну вот. А то девочку из себя строил. И что особенно приятно — честный человек: в долю не попросился.

Темнело, я топал по селу, поглядывая по сторонам и неожиданно наскочил на своего сверстника. Не в смысле первой жизни: «полувековой мужчина с средиземноморским загаром», а в моём местном, «святорусском» варианте: длиннокалиберная прыщеватая шелупонь лет 15-ти.

— Слышь ты. Как тебя… Это ваши про Жиляту сказывали? Ну, что он-де, волей божией преставился? Правда што ль?

— Правда.

— Слышь, как тебя, ты, эта, позови Румяну-то. Ну, типа, поговорить-то.

Дело понятное: туземный «ромео» опасается войти во двор своей «джульетты» и шлёт тайного вестника насчёт свидания. Во времена моей первой юности за этот труд ещё и доплачивали. Конфетку там, или кокарду с фуражки…

Парень остались стоять за воротами, а я вошёл во двор и пошёл искать приличную лопату и мешок. Прямо перед входом в сенник нос к носу столкнулся со старшей дочкой Жиляты. Она откуда-то спешила, в темноте мы чуть лбами не стукнулись. Инвентарь в моих руках она увидела сразу:

— Ты чего это? Лопату нашу зачем взял? А?

— Да вот подумываю на рыбалку сходить. Надо бы червей накопать. Полный мешок. А тебе велено передать: тебя за воротами ждут. Типа поговорить. Длинный такой. Там вон, давно уже.

Девушка нервно дёрнулась в сторону избы, где отлёживалась после наших новостей её матушка. Потом решительно передёрнула плечами и побежала к воротам. А я пошёл снимать деньги со счёта. Или как оно у них тут называется? Кладокопательство?

Терминология здесь важна с точки зрения этики: если это клад, то я ни у кого не украл, просто нашёл. Что успокаивает и без того дремлющую мою совесть.

Насчёт «Поля Чудес» в «Стране дураков»… это у нас — исконно-посконно. В «Святой Руси» — повсеместно.

Даже в «Русской Правде» прописано: если кто-то чего-то нашёл, типа — «гуляючи», то, если шёл первым в коллективе — находка делится на всех, а если последним — то только его. Здешние жители столь часто находили что-нибудь ценное просто валяющимся на дороге, что пришлось включить в закон такую специфическую норму.

Поскольку я по двору гуляю в одиночестве — делиться не с кем.

А Жилята был «богатенький буратина». Констатирую, разглядывая содержимое выкопанного горшка при свете «зиппы». Я оценил общую ценность в 12 гривен кунами. Позже, при внимательном пересчёте, оказалось — 16. Причина погрешности такого уровня при пересчёте чужих денег — исключительно моя безграмотность в нумизматике.

Среди дирхемов и их обрезков, массивных гривен, парочки серебряных браслетов, дамских висюлек и комплекта височных колец, наблюдалась куча мусора.

Ну что я, сильно тупой? Денег от мусора не отличу?! Мы, попаданцы, многого чего у аборигенов не понимаем, но насчёт денег — всегда! Мы ж из светлого будущего с глубоко развитыми товарно-денежными отношениями!

Червонцы с Лениным, стольники с Франклиным, висячие мосты на пятисотке енотов, мост в Китай на «пятихатке»… Блок был прав: «Нам внятно всё». Нумизматов и ювелиров среди нас нет, но монеты идентифицируем лучше Британского Музея, а процент олово в серебре — чувствуем на вкус.