Алексей Кулаков - Наследник (СИ)

— Завтра на заутреню [11] Заутреня — утренняя служба в церкви. в Успенском соборе сам за тобой зайду.

Равнодушно скользнул взглядом по челяди, развернулся и, тяжело ступая, вышел — на сей раз совсем не утруждая себя сохранением тишины.

Остаток дня прошел… Скомканно, скажем так. Постоянно кто–то мелькал в соседней комнате, пришли, в скорбном молчании постояли и ушли две смутно знакомые женщины, опознанные как любимые комнатные боярыни [12] Личные, особо доверенные служанки царицы. Как правило, набирались из незнатных служилых дворянских родов. царицы Анастасии. Затем весьма дородная мастерица сняла с него мерки для нового платья — хоть он и болел, а расти не переставал (и слава богу!). Ужин из рассыпчатой пшеничной каши с кусочками мяса, причем последнего было едва не больше, чем первого. Вечерняя молитва в крестовой, в обществе попа, не без труда опознанного как личный духовник царевича Агапий. И укладывание в постель, в котором поучаствовал все тот же состав верховых челядинок. Авдотья уже привычно раздевала, вторая занималась постелью, весьма качественно взбив обе пуховые подушки (был бы вместо них человек — вполне можно было квалифицировать как нанесение тяжких телесных повреждений), а третья торжественно принесла и поставила на видном месте ночной горшок. Он же — бадейка деревянная, расписная, резная и вообще по–всякому изукрашенная. Наверное, чтобы пользоваться было приятнее.

Вообще, некоторые люди вспоминались с первого взгляда — тот же дядюшка тому яркий пример. Или взять хотя бы ту няньку, что так лихо сдернула с него сапоги. Как только зашла, так в голове сразу и появилось ее имя — Алевтина [13] Сильная(лат.). . Угадали родители с имечком, ничего не скажешь!.. Другие люди, и было их уже заметно больше, узнавались словно бы через пелену дождя — нехотя и кое–как. Но узнавались. В отличие от явно знакомых, но полностью безымянных верховых служек и постельничих сторожей, — словно бы видел он их чуть ли не с младенчества, но проходили они исключительно по категории «живые предметы обстановки». Хотя чему уж тут удивляться? В сословном обществе бывает и не такое… Сон пришел легко и незаметно — впрочем, как и всегда после его вечерних упражнений со средоточием. Легкий, цветной и абсолютно незапоминающийся: нахватавшийся всего за полдня впечатлений разум тасовал все, что увидел и услышал, в стройные цепочки воспоминаний, раскладывая их затем по полочкам памяти…

А вот пробуждение на новом месте что–то не порадовало. Открыв глаза от легчайшего прикосновения к плечу, Дмитрий пару минут бездумно смотрел на суетящуюся по его спальне Авдотью. Затем, с некоторым трудом, осознал сразу две вещи. Во–первых, ему очень не нравится просыпаться НАСТОЛЬКО рано — подсвеченная звездами тьма за единственным узеньким окошком и собственное чувство времени в один голос утверждали, что на дворе никакое не утро. Потому как половина четвертого часа после полуночи — это только и исключительно ночь, а кто считает иначе, тот просто больной на всю голову извращенец!.. А во–вторых, отныне и на долгое время вперед подобные побудки станут для него нормой: царская семья была опутана множеством цепей старинных традиций. Одной из которых было обязательное присутствие всех членов семьи на воскресной заутрене в Успенском соборе. Обязательное! Как и регулярная раздача милостыни, участие во всех больших церковных праздниках, обязательные поездки по святым местам, участие в соколиной охоте и многом–многом другом. Для него же, как наследника, это самое «многое» было еще больше и категоричней — особенно это касалось обучения наукам и языкам. Вдобавок, как только он войдет в должный возраст (ждать этого события оставалось не больше двух–трех лет), его начнут приучать и к делам правления. Поначалу — во время каждого заседания Боярской думы или приема чужеземных послов он будет сидеть в специальной горенке над входом в Грановитую палату [14] Грановитая палата — главный парадный приемный зал великокняжеского дворца. В ней проходили все официальные мероприятия вроде приема послов, заседаний Боярской думы, больших пиров в честь побед и так далее. , прилежно слушая и запоминая все происходящее. Затем позади отцовского трона (или еще где–нибудь в укромном уголке) появится небольшая такая скромная скамеечка. Для него. Чтобы не только слушал, но видел, кто, что и как говорит. Потом, когда посчитает нужным отец, его пошлют на «преддипломную практику» в Тверь — традиционную уже вотчину наследников престола. А лет в шестнадцать–семнадцать начнут подыскивать невесту…

— Ну, где он там?..

С усилием отогнав незаметно подкравшийся сон (спасибо, дядюшка!..), Дмитрий встал с ложа, на которое присел с четверть часа назад, и зашагал навстречу ранней пташке Никите свет Романовичу. Вернее, вслед за ним: увидев малолетнего племянника, тот без лишних слов развернулся и направил свои стопы под своды Успенского собора. По пути (кстати, не такому уж и долгому) царевич с некоторым удивлением узнал, что он просто невозможный засоня. Потому что количество челяди, суетящейся по хозяйственным делам, и бояр, возжелавших духовного окормления в столь несусветную рань, было столь значительно, что становилось непонятно — когда все они вообще спят. Да и спят ли? Тот же окольничий, чья грузная фигура в данный момент служила ему путеводной звездой, совсем не выглядел человеком, умирающим от непосильных нагрузок.

«Наверное, тоже, как и я, любят поспать днем. Часик–другой. Хе–хе, третий–четвертый, да еще и не в одиночестве».

Сам храм… Даже не так — Храм Божий! — юного наследника впечатлил. Своей красотой, свежими, как будто только вчера закончили, красками настенных росписей, изобилием золота и драгоценных камней на окладах больших и малых икон, умиротворяющим сиянием множества свечей и наличием чего–то такого, что можно было бы назвать возвышенной радостью. А еще чем–то таким неуловимым и непонятным, но определенно интересным. Словно какая–то часть его души резонировала в такт с белокаменной громадой храма, самым краешком прикасаясь к истекающей из него спокойной силе…

— Да проснись ты уже!

Увлекшись столь новым и абсолютно неожиданным ощущением, Дмитрий пропустил тот момент, когда надо было остановиться, и уперся головой прямо в дядюшкину спину. Ничуть не расстроившись, спокойно отстранился, повел головой по сторонам и вновь выпал из реальности, потому что рядом переминался с ноги на ногу удивительно похожий на него мальчик примерно шести или пяти лет.

«Иван!»

Жадно ищущий взор прошелся дальше, отыскав вначале трехлетнюю Евдокию на руках у дюжей мамки, а потом и четырехлетнего Федора — тоже на руках, но у незнакомого боярина. Пристально всмотрелся в младших сестру и брата, перевел взгляд на среднего…