Алексей Кулаков - Наследник (СИ)

— Скрепляю клятву твою.

— Хрхх!..

Схватившись за голову и посинев губами, боярин медленно опустился на колени. Кое–как отдышался, и под очень внимательными взглядами царя и его ближнего круга с отчетливым страхом посмотрел на племянника.

— То правда, съезжать ты не собирался. Хотел, но ПЕРЕДУМАЛ это делать.

Увидев, как сызнова ему протягивают распятие, Иван Бельский собрал всю свою решимость и размашисто перекрестился:

— Клянусь служить тебе, великий государь, верой и правдой, и не искать службы у Жигимонта, не принимать от него никаких грамоток, и не списываться с родней литовской самому.

Еще раз перекрестился, и задержав дыхание, словно бы бросался со всего маху в ледяную прорубь, встал на одно колено, подставляя голову.

— Скрепляю клятву твою.

Царевич медленно провел двуперстием по лбу Бельского — и тут же покрытая испариной кожа вспухла ярким багровым крестом. Легонько кольнуло внутри головы, на мгновение сильно сжало сердце… Крест со лба пропал, и тихий шепот коснулся ушей преклонившего одно колено мужчины:

— Клятву мне невозможно нарушить. Помни!..

Увидев, что родич пришел в себя, Иоанн Васильевич в знак полного прощения и примирения сам подошел, расцеловал в обе щеки, и мимоходом сообщил, что удел и прочее имущество ближнику своему возвращает, вместе с придворными чинами и обязанностями. Троюродный племянник царя в ответ неподдельно прослезился (гроза миновала!), и принялся активно благодарить за явленную ему милость.

«Тридцать поясных поклонов, как с куста! Вот это спасибо, так спасибо».

Родовитые зрители представлением тоже впечатлились, причем так сильно, что Дмитрий буквально «оглох» от всплеска чужих эмоций: радость и недоверие, довольство и опаска пополам с неприязнью, облегчение и подсердечная злоба…

— Сыно, ты чего это у меня такой бледный?

Кое–как обуздав своенравное средоточие, мальчик брякнул первое, что пришло в голову. То есть правду:

— Не выспался, батюшка.

На глаза попались те самые охранные грамоты от польского короля Сигизмунда, и наследник окончательно перевел от себя внимание, кивнув:

— А ловко иезуиты все придумали, да?..

Великий государь тут же бросил по сторонам пару быстрых взглядов, и отвел первенца к окошку:

— Растолкуй–ка мне все, сынок. Что за придумка такая?

— Ну как же! Пишется с десяток таких вот грамоток со сладкими посулами, а затем ловкие людишки их подметывают набольшим князьям да думным боярам, выбирая среди них удачливых воевод и мудрых управителей с советчиками. Потом слушки пускают, о измене боярской, с указанием тех, кто изменил, и еще письма подкидывают, нескольким никчемам да предателям. Слабые духом соблазнятся да отъедут, на оставшихся подозрение падет, а с ним и опала.

Иоанн Васильевич на мгновение забылся в собственных мыслях, невольным кивком подтвердив все предположения сына.

— Глядишь, кто из них тоже задумается, чтобы поменять государя. Как след, войско на битву поведет верный, но бесталанный воевода. И проиграет. Умных и верных подручников сменят новые, и неизвестно еще какие из них управители выйдут — мне отец Зосима как–то говорил, что иной верный дурак хуже злейшего ворога навредить может. Подозрений добавится, обид, прочего дурного… Подлый замысел, но верный: всего–то десять воровских грамоток, а сколько с них пользы Жигимонту вышло!..

— Так–так, интересно.

Словно позабыв обо всем на свете, великий князь пару минут слегка отстраненно любовался перстнем с крупным рубином на своей руке. А потом едва слышно вздохнул:

— М-да. Сын мой телом еще дитя, а разумом уже как муж смысленый. Как же быстро прошло твое детство, Митенька!..

Помолчал еще немного, явно вспоминая покойную любушку Анастасию (уж больно характерным взглядом он смотрел в такие моменты), затем как–то устало прикрыл глаза:

— Ступай, сынок, и храни тебя Бог.

— Батюшка.

Проходя мимо терпеливо ожидающих своего повелителя бояр и князей земли русской (митрополит и прочие иерархи ушли почти сразу после крестного целования), Дмитрий едва на запнулся — до того остро, и невероятно четко ощущалось им скрытое бурление эмоций. Вновь сжало легкой болью виски и недовольно шевельнулось средоточие, вызвав легкий приступ тошноты.

«Да что со мной такое?!..».

Все учащающиеся перепады настроения, странные приступы злобы пополам с ненавистью, буквально провоцируемые болезненно обострившейся чувствительностью — и просто–таки пугающая легкость, с которой его источник дотягивался через взгляд до чужого Узора. Он так долго привыкал терпеть прикосновения и присутствие сторонних людей вокруг себя, так старательно исключал все мыслимые возможности хоть как–то навредить своим даром, в равной степени способным как исцелять, так и убивать… Но ходить, уткнув взгляд в землю, не рискуя его поднять и оглядеться по сторонам — это было уже выше его сил.

«Надо что–то делать. Вот только что?».

Вернувшись в свои покои ради полдника, царевич нехотя похлебал щи, совсем не чувствуя их вкуса, поел немного отварного мяса, чуть отпил из своего «детского» кубка и разом забыл обо всем, мысленно перебирая все возможные варианты. Если бы его пускали «погулять» в окрестностях города, он бы уже наверняка отыскал хоть один выход геомагнитной энергии, называемый несведущими людьми «чертовой плешью», «мертвой поляной» и прочими страшными прозвищами — причем этому совсем не мешало и то, что зачастую на этих местах трава росла заметно лучше и зеленее, чем вокруг. Раз непонятно, значит опасно!..

«Наверняка ведь люди знают несколько таких мест рядом с Москвой — но как сделать так, чтобы о моем интересе к местам силы не говорил весь город?».

Второй возможностью был Успенский, или любой другой собор. Вот только кто бы дал ему придти туда и спокойно присесть где–нибудь в укромном уголке? Не считая того, что будут постоянно отвлекать, так потом еще и вопросами замучают — и в любом случае, не дадут ему сделать то, ради чего все и затевалось. Третий вариант… Он его уже пробовал, но почему бы и не повторить попытку?

«Значит, дождемся ночи, и опять проведем полную инвентаризацию собственного Узора. Наверняка ведь, проблема где–то в нем».

— Мить?..

Почти восьмилетний Иван (всего каких–то пять дней осталось до его именин) только–только закончивший вкушать свой полдник, зашел к старшему брату в компании двух ракеток и мешочка с десятком разноцетных перьевых воланчиков. И даже просто стоя на месте, едва не прыгал от снедающего его нетерпения — свободного времени всего час, а учиться так скучно!

— Иду уже, иду.

Направившись в один из внутренних двориков Теремного дворца (не мартовскую же грязь им месить?), два царевича по пути совершенно неожиданно встретили на «прогулочной» галерее второго поверха своего брата — с тех пор, как Дмитрий со всей возможной опаской и предосторожностями начал его лечить, прошло всего ничего, но результат был уже заметен. Федор явно ожил, меньше спал, больше гулял и возился с игрушками, даже кушать стал, что называется, в охотку — свежий воздух и подвижные игры вообще очень пользительны для пробуждения аппетита.