Владимир Тимофеев - Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

— Туман тут непростой, — усмехнулся Винарский, — как в сказке. Сам увидишь. Так что аккуратнее, от танка далеко не отрывайтесь. Мы за вами. Ну все, пошли.

Бойцы потихоньку двинулись вперед. Кацнельсон осторожно ступал вдоль правого склона, ощупывая пространство штыком. Макарыч, шедший левее и чуть позади, внимательно вглядывался в сиреневую муть, клубящуюся на дне оврага. Синицын следил за ними сквозь открытый люк механика и всеми силами старался сохранять дистанцию в семь-десять метров, работая педалями сцепления и газа. Сидящий на башне сержант обозревал всю картину сверху и размышлял:

"Первый раз мы вошли в этот туман у рощи. Потом выскочили, и сразу машина какая-то. Макарыч сказал, немецкая. У нас тут солнце было, а там тучи и дождь. Тогда туман оранжевый был, а тут фиолетовый. И тихо все — что снаружи, ни фига не слышно… М-да, хрен поймешь… Вошли мы тогда в туман по оврагу и вышли так же. Наверх не лезли, факт… А сейчас что? Упали сверху. А птичка сюда вместе с нами, видать, попала. Потом вылететь захотела, но не смогла. На самой границе обожглась, если не путаю. Значит, нам тоже обратно никак. Только вперед. Или назад. Но тоже по оврагу. И что это значит?… Труба! Точнее, тоннель, кишка какая-то. И куда мы теперь выйдем?.. А черт его знает, куда. Посмотрим…".

Идущий впереди Кацнельсон вдруг резко остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Попятился, несколько раз кольнул штыком внезапно уплотнившуюся туманную пелену. Барабаш подбежал к недоумевающему бойцу, что-то спросил, а потом обернулся и махнул рукой, подзывая командира.

— Во фигня, — показал мехвод на слабые сиреневые сполохи, пленкой растекающиеся по дымной стене.

Кацнельсон, не дожидаясь команды, поднял винтовку на уровень живота и вновь продемонстрировал навыки штыкового боя. Граненое жало вошло в воображаемого противника. Конец штыка исчез, словно и впрямь попал по врагу. Место укола вспухло искрящимися волнами голубого свечения, разбежавшимися в разные стороны подобно кругам на воде от упавшего в пруд камня.

— Будто пузырь какой, — пробормотал Марик, отводя назад винтовку. — Мембрана.

Винарский забрал у бойца оружие и попробовал сам пару раз проткнуть невидимое препятствие. Штык почти без усилий проскальзывал за грань. Клинок оставался на ощупь холодным, и никаких явных повреждений на нем не обнаруживалось. "Выход! Или переход. Вопрос, куда?". Сержант пристально посмотрел на Макарыча. Барабаш встретил взгляд командира и утвердительно наклонил голову.

— Прорываемся. Все вместе, на танке, — решил Винарский.

Макарыч загрузился в машину через башенный люк и, устроившись на кожухе переднего движка, принялся баюкать сломанную руку. Следом проскользнул тщедушный Кацнельсон. Винтовку свою он примотал к стальному шесту, на котором болталась командирская сидушка. Сержант забрался в танк последним. Металлический звон захлопнувшейся крышки прокатился по оврагу и рассеялся без следа в странном тумане вместе со всеми сомнениями и колебаниями предыдущих минут.

— Рывком, Гриша. Полный газ.

Рев оживших моторов и дребезжащий визг фрикционов взорвали призрачную тишину. Готовая к бою "семидесятка" рванулась вперед. Тридцать метров, четыре с половиной секунды.

Мембрана перехода лопается, рассыпаясь тусклыми огоньками, и яркий солнечный свет заливает овраг. Короткие тени едва достают до дна и не могут скрыть танк от стороннего наблюдателя, каковой тут же обнаруживается метрах в ста по ходу движения.

Какой-то человек в летном шлеме, заметив накатывающуюся машину, бросается вбок, пытаясь укрыться за искореженной грудой металла, сильно напоминающей обломки рухнувшего на землю самолета.

— Стой! — орет Винарский, толкая ногами сидящего за рычагами Синицына.

"Откуда здесь самолет? И летчик?"

"Дурацкий вопрос. С неба, конечно".

"А чей?"

"Разберемся".

…Красноносый Як-7Б вспарывает осеннее небо. Ровный гул тысячесильного мотора перекрывает свист ветра за тонкой оболочкой кокпита. Третий с утра боевой вылет. Восьмерка истребителей, два звена. Молодой лейтенант все еще не может поверить, что он один из этих восьми. Полгода после Качи. Элитный авиаполк. Тренировочные полеты и нарезание кругов над аэродромом — совсем не то, о чем мечтал восемнадцатилетний Владимир Микоян. Он рвался на эту войну, в этот бой, в это огненное небо над сталинградской степью. Мандраж? Есть немножко. Но лейтенант полагал, что справится, не может не справиться, должен…

…Воздушное сражение над Котлубанью не утихало вторую неделю. А сегодня в схватку включились наземные части. Ожесточенные бои шли с самого утра. Танки и пехота шаг за шагом вгрызались в оборону противника. Немецкое командование всеми силами стремилось остановить стальную лавину, бросая в мясорубку немногочисленные резервы. Самолеты Люфтваффе без остановки бомбили боевые порядки советских войск, коммуникации и места сосредоточения. Эскадрильи полка, где лейтенант Микоян служил вместе с братом, в полном составе отправлялись на прикрытие наступающих частей, раз за разом вступая в противоборство с немецкими асами из четвертого воздушного флота фон Рихтгофена.

Степан, старший брат лейтенанта, после второго вылета выглядел смертельно уставшим.

— Ну, как там?

На возбужденный вопрос Володи брат ответил кривой ухмылкой:

— Как? Хреново. Жмут нас сволочи. Не успеешь с бомберами разобраться, как тут же "худые" на вертикали ловят.

— Сбил кого-нибудь?

— Куда там, — бессильно махнул рукой Степан. — Отгонишь кого, уже, считай, победил…

— Степан, — подошедший комполка положил руку на плечо старшему из братьев, — следующий вылет на земле останешься. Машину брату отдай. И не спорь, — прервал он попытавшегося возмутиться Степана и повернулся к Володе, — Ведомым к Избинскому пойдешь. Все. Выполняй.

— Есть, товарищ майор! — Володя радостно вскинул руку к виску и опрометью бросился к техникам, суетящимся возле застывшего на краю летного поля Яка.

Степан с тоской посмотрел вслед убегающему брату и тихо пробормотал:

— Товарищ майор, Иван Иванович. Может, не стоит ему сейчас? Первый бой — и сразу в пекло?

— Надо, Степа, — тяжело вздохнул комполка. — Ты сейчас никакой. Так что посиди пока… Я тоже не полечу. А Избинский — пилот опытный и боец отличный. Нормально все будет, не переживай.

Степан сглотнул, ощущая горький привкус во рту, и, сжав кулаки, мысленно пожелал брату: "Держись, Володька. Удачи тебе"…

… Сквозь мутноватый плексиглас изредка пробиваются лучи полуденного солнца, то и дело скрывающегося за темной пеленой дымных столбов. Столбы идут от самой земли, расплываясь на высоте безобразными черными кляксами. Лейтенант впервые оказался над полем боя и никак не мог предположить, что дым от полыхающего внизу сражения может застилать почти половину такого широкого и кажущегося таким необъятным неба. Однако, следить за тем, что присходит на земле, сейчас ни к чему. У лейтенанта другая задача. Какая? Во-первых, не потерять из виду машину ведущего. Вон он, самолет комэска, чуть левее и выше по курсу. А во-вторых? А во-вторых, то же, что и во-первых. Следим за ведущим, держим ведущего, прикрываем ведущего. Избинский, по слухам, мужик отчаянный и резкий, с ведомыми не церемонится, но и из боя просто так не выходит. Так что теперь только за ним, а там, глядишь, повезет и счет личный откроется. Да уж, хорошо бы, конечно, чтоб сразу, в первом бою завалить какого-нибудь фрица. Эх, мечты, мечты. А пока осторожно, не отвлекаемся, держим ведущего.