Максим Казакевич - Двое из будущего

– А знаете, Марина Степановна, – ушел я назревающего конфликта. Спорить с идейной женщиной это как переорать гудок локомотива – глупо и бессмысленно. – А ведь в тот день, когда я гостил у вас по осени, ваш родитель пытался-таки меня женить на вас.

Она через зеркало бросила на меня осуждающий взгляд. И, похоже, поняла, что одержала маленькую победу, успокоилась. А через несколько секунд вернулась к своей шляпке, игриво поправляя ее на пышной прическе, так, словно и не было нашего маленького конфликта.

– Я это знаю, – сказала он непринужденно. – Вы моему папеньке очень понравились. И я сразу поняла, что он хочет выдать меня за вас замуж. Наверное, и приданого большого пообещал? Я права? И сколько если не секрет?

Я от досады даже крякнул. Хотел ее удивить, сбавить ее уровень самоуверенности и легкомысленного верчения перед зеркалом, поговорить о чем-нибудь приземленном. Не мог я терпеть эти женские танцульки с тряпками передо мной. Еще в том, моем мире, я всеми правдами и неправдами отлынивал от обязанности ходить за обновками вместе с супругой и дочками.

– Тридцать тысяч, – сознался я, и Марина весело вскинула брови, словно удивившись "щедрости" отца.

– Хотите совет, – сказала она, наконец-то оторвавшись от зеркала. – В следующий раз просите у папеньки не меньше пятидесяти тысяч. Папенька обязательно согласится. У него денег много, а вы ему очень сильно понравились…. И он очень уж хочет выдать меня замуж за первого встречного. Он бы меня и раньше замуж выдал, но я всегда сопротивлялась его глупым вариантам.

Я едва не поперхнулся. Из ее уст это прозвучало как признание и приглашение пожениться. Чего-то я не понимаю в этой жизни…. Мальцев хоть и уговаривал меня настойчиво не раз и не два, но все же я не желал так скоро связывать свою жизнь новым браком. Тем более я Марину не так уж и хорошо знал. И тут она сама мне намекает на то, что была бы не прочь….

– Ой, а что это вы такое интересное читаете? – неожиданно спросила она и, не дожидаясь моего разрешения, взяла с моих колен газету и углубилась в чтение.

– Журналисты слегка приукрасили, – попытался я оправдать легкое вранье в статье.

Вопреки ожиданиям, Марина не пробежала по тексту поверхностным взглядом, а вдумчиво и сосредоточенно прочитала.

– И что вы об этом думаете? – поинтересовался я ее мнением, когда газета вернулась мне на колени.

– Я думаю, что господин Баринцев дурак, – сделала она безапелляционное заявление.

– Вот как? И почему же, позвольте спросить?

– Дурак он потому, что организовал нападение. Дурак, что подослал убийцу. Ему надо было действовать по-другому.

– Это как же? – не удержавшись, с легкой ехидцей спросил я.

Она бросила через зеркало взгляд с легкой укоризной и охотно ответила:

– Например, испортить вам репутацию, заказать статьи в газетах, устроить саботаж, подкупить рабочих. А еще выйти на ваших поставщиков и уговорить их поднять вам цены или просто задавить их, заставить их прекратить вам поставки. И медленно-медленно портить вам кровь. Как-то так.

А дочка Мальцева оказалась не такой простушкой как ее современницы – умела думать. И мне это, черт возьми, понравилось. Чем-то она была похожа на женщин из моего мира.

– А вы знаете, что господин Баринцев сбежал за границу?

– Да? Ну, значит, он еще не совсем дурак, раз опасается мести. Мне кажется, что вы так просто ему с рук не спустите. Я права?

Я злорадно улыбнулся, подтверждая ее догадку. А она, правильно расшифровав мою гримасу, снова отвернулась к зеркалу, кокетливо поправила изящную шляпку и легкомысленно сказала:

– Тогда так ему и надо.

Определенно, она мне нравилась. Хоть и длиннополое и перетянутое в поясе платье мешало разглядеть фигуру. Но ничего, дайте время – увидим.

– Марина Степановна, а вы бы не хотели составить мне компанию в оперу? – неожиданно даже для самого себя предложил я. На кой черт мне эта опера? Никогда я там не был и никогда она меня не привлекала. – Говорят, что там идет что-то интересное.

И Марина Степановна, кинув на меня через зеркало насмешливый взгляд, кокетливо поправила головной убор и соблаговолила согласиться.

А между тем жизнь шла своим чередом. Совершенно неожиданно меня вызвали на допрос в Охранное отделение, чье здание находилось на Гороховой улице. Я приехал с неотлучным Истоминым, поднялся с ним наверх. Отпускать меня куда-либо одного он теперь наотрез отказывался – находился все время рядом. Слава богу, что в кабинет он со мной не пошел, а остался ожидать в коридоре, а то бы местные чекисты меня не поняли.

Я ожидал, что дознаватель охранки будет меня допрашивать все по тому же случаю по нападению на мой завод, либо же о покушение на мою персону. Но я ошибся. Следователь поговорил со мной об этих случаях вскользь и, казалось без особого интереса. Но вот что его действительно заинтересовало, так это профсоюзы, которые я якобы обещал организовать на Невском стеариновом заводе. Пытал он меня долго, обмусоливал эту тему со всех сторон, пытался поймать меня на лжи и оговорках, упрекал меня, что я отхожу от традиций, установленных веками трудовых отношений, намекал на райские условия работы на моих предприятиях, полагая, что я, таким образом, пропагандирую рабочим новый образ жизни, который им знать не полагается и который несет только вред всей Российской Империи. Но я не сдавался, спорил с ним, отбивался всеми доступными способами. На пальцах объяснял, что мне это выгодно, прежде всего, с экономической точки зрения. Ведь я, уменьшив продолжительность работы, снизил количество брака и косвенно увеличил выработку изделий на единицу времени. Да и лояльность рабочих повысилась – они теперь о забастовках и слышать не хотят. А если нет недовольства и забастовок, то и всякие революционные агитаторы над их умами не властны. Я не чувствовал себя виноватым и организовывать профсоюз рабочим не собирался. И поэтому, когда дознавателю не удалось поймать меня на лжи и оговорить самого себя, он ненавязчиво предложил мне сотрудничество. Пытался надавить на мою сознательность и лояльность императору и начать доносить на особо активных рабочих, которые, по его мнению, неизбежно будут призывать к массовым стачкам. Я вежливо, но категорически отказался от предложения, чем вызвал ничем нескрываемое недовольство моего дознавателя.

От него же, между разговорами о профсоюзах и забастовках, я узнал, что мой убийца в полиции во всем сознался. Оказалось, что его действительно подослал Баринцев, и приказал ему убить меня, заплатив авансом сто рублей и пообещав еще четыреста по исполнению. А у меня были вопросы – почему убийца не использовал огнестрел? Простой револьвер отлично бы справился с ситуацией и никаких неожиданностей, вроде застрявшего ножа, не должно было возникнуть. Но следователь мне лишь сказал, что этот криминальный тип очень ловко умеет обращаться именно с ножами. Это его хлеб и заработок, тем он и промышлял. Так что, ножи ему были ближе и роднее и потому он решил меня по-простому зарезать, проколов сердце. И если бы не моя фляжка, то….