Dmitrii Kazakov - Черное знамя

Репортаж записан вчера или даже позавчера, но смонтирован так, чтобы слушатель верил, что корреспондент выходит в эфир прямо из окопа, и что над головой у него прямо сейчас свистят настоящие пули, а вдалеке звучат разрывы гранат и снарядов.

Такие штуки начали делать еще во время войны с японцами, когда министерство мировоззрения было только-только создано — репортаж с артиллерийской позиции, с подводной лодки типа «Щука», крейсирующей в Японском море, с аэродрома и чуть ли не с борта бомбардировщика Особого авиационного флота стратегического резерва…

Репортажи эти имели бешеный успех у слушателей, а о том, чтобы слушателей стало как можно больше, Штилер тоже позаботился. Именно с его подачи был налажен выпуск таких вот «народных», дешевых радиоприемников, чтобы новости и речи вождя пришли в каждый дом, в каждую контору и завод.

А заодно, чтобы народ не имел возможности слушать зарубежные радиостанции, даже в приграничных губерниях — малой чувствительности этого прибора едва хватало, чтобы ловить то, что транслировалось в пределах империи.

Корреспондент Белов вещал что-то на фоне вполне натуральных звуков близкого боя, на вопросы отвечал басистый подъесаул, но Олег больше не слушал — он по минутам мог рассказать, что будет дальше, и не только в выпуске военных новостей, что закончится еще одним громом фанфар, а вообще в течение дня и даже всей недели.

Утренний «Час молодежи»…

«Музыка и танцы на предприятии» в полдень…

Вечерний тематический цикл «Крестьянство и страна», предназначенный для сельского населения…

«Духовная беседа» по воскресеньям, где прикормленный министерством батюшка, целый епископ, вещает о том, что долг истинного христианина состоит в повиновении власти, и что евразийское учение есть боговдохновенное…

«Веселые минуты на работе и дома» каждый час…

«Слово предоставляется партии» в самое лучшее время, когда люди в большинстве своем находятся дома, собираются у приемников, и уже достаточно устали за день, чтобы не вдумываться в то, что им говорят.

Ну а в праздники, в День Поминовения, приходящийся на дату смерти Чингисхана, в День Нации, первого мая, и в День Воссоединения, в ноябре, ее заменяет «Слово вождя», и речи Огневского гремят в тысячах динамиков, воспламеняя сердца, разжигая патриотизм, укрепляя волю к борьбе… и затуманивая мозги.

Последний, самый длинный выпуск новостей, длящийся чуть ли не двадцать минут, с приглашенными комментаторами-специалистами из МИДа, армии, флота и иногда даже от корпуса жандармов.

Никакой импровизации, подробный, тщательно составленный документ, озаглавленный «Программа радости и единения народов империи», что был принят отделом общей пропаганды шестого марта тридцать второго года, и с тех пор неукоснительно проводится в жизнь на всех радиостанциях огромной страны.

Все в его рамках, все знакомо и предсказуемо, как траектория падения кирпича.

В санатории у него был приемник, но за все эти месяцы Олег не включал его ни разу.

— Чего это радио как орет? — спросил Степанов, входя в комнату.

— Не знаю, я его не включал, — отозвался Одинцов.

Заведующий специальным сектором убавил звук до минимума, и, посмотрел на Олега, потирая руки:

— Ну что же, приступим, да-с. Введу вас в курс дела, покажу, чем будете заниматься. Присаживайтесь.

Олег послушно уселся за свой стол — кресло ему подобрали мягкое, удобное, с изогнутыми широкими подлокотниками.

— Главное дело для нас в данный момент — довести до ума, упорядочить картотеку, — Степанов прошел к одному из шкафов, открыл дверцу, и вытащил толстую картонную папку. — Дело тринадцать дробь тридцать шесть имеется, а карточка к нему не заполнена. Бардак, да-с. Сейчас достану чистую…

Папка, украшенная сверху озвученным номером, плюхнулась на стол перед Олегом.

Степанов же полез в другой шкаф, вытащил сначала лист белого картона стандартного размера, а за ним — аккуратно сложенный прямоугольный кусок черной ткани с желтой каймой.

— О, надо же, флаг… — на него заведующий сектором уставился с некоторым недоумением. — Он у нас тут на всякий случай, вдруг какое начальство пожалует.

Государственный стяг оказался убран на место, а картонка — торжественно вручена Олегу.

— Тут все разграфлено, пронумеровано и подписано, — принялся объяснять Степанов. — Ваша задача — брать информацию из дела, и вносить в карточку, чтобы у нас была, так сказать, информационная выжимка.

«Работа, достойная обычного писаря» — с горечью подумал Олег.

Прав был проклятый Голубов, его и в самом деле вышвырнули, избавились от потерявшего ценность сотрудника. Засунули туда, где он будет до самой пенсии «перебирать бумажки», ладно хоть еще содержание положили неплохое, пусть не по чину, и не такое, как было раньше, в отделе общей пропаганды.

— Вот, смотрите, само дело посвящено Российскому Теософскому обществу, — рассказывал Степанов, роясь в папке. — Учредительное собрание его случилось семнадцатого ноября девятьсот восьмого, так что первые документы тут еще из архива санкт-петербургского губернского жандармского управления. Название и дату основания организации заносите вот сюда, — он ткнул длинным белым пальцем в графу в левом верхнем углу карточки, — имя руководителя, в данном случае это председатель РТО Анна Алексеевна Каменская, проставляете рядом… ниже записываете имена остальных руководителей вплоть до нынешнего, Нины Михайловны Ронжиной, и если есть, то даты — кто когда правил, если можно так выразиться.

— Так что, это РТО существует до сих пор?

Степанов улыбнулся, зевнул, не забыв осенить рот крестным знамением, после чего ответил:

— Если верить нашим коллегам из управления имперской безопасности, то да, существует.

От слова «коллеги» Олега покоробило, и заведующий сектором это заметил.

— Что же вы ежитесь? — спросил он. — Как сказано в Писании, нет власти, что не Бога. Творения Всевышнего мы все, и государство тоже создано не иначе как по высшему промыслу. Посему обязанность каждого истинного христианина — повиноваться поставленному над ним «кесарю» и выполнять свой долг со всем возможным смирением и прилежанием.

Говорил Степанов с воодушевлением, чувствовалось, что сам в это верит.

— Дело всех, кто впустил в свое сердце боговдохновенную идею евразийства, есть общее дело, — тут Олегу показалось, что он сидит у радиоприемника и слушает «Духовную беседу», причем не самую удачную. — И совершенно неважно, носим мы погоны или цивильный пиджак, наша святая обязанность — раскрывать и обезвреживать идеологического противника, а наш с вами конкретно долг связан с теми недругами, что прячутся в мистических орденах, масонских ложах и тому подобных вредоносных, пагубных, самим Диаволом вдохновленных организациях, да-с, — тут заведующий сектором сообразил, что его понесло, и что разглагольствует он перед опытным пропагандистом, перед тем, кто меньше всего нуждается в лекциях подобного рода. — Извините, я несколько увлекся.