Евгений Беляков - Франгуляры

Послеобеденные полевые учения на фоне предыдущих переживаний казались игрой. Ребят учили рассредоточиваться, маскироваться в зарослях, вести стрельбу из укрытий. Хорошо, что окопы в этой каменистой земле рыть не пришлось, они здесь уже были в наличии. Но можно себе представить, сколько пота пришлось пролить тем, кто их здесь отрывал!

И в последующие дни шли, чередуясь, занятия по тем же дисциплинам. Игинкат предпочел бы больше времени проводить на стрельбище, но тут, увы, от него ничего не зависело, иди, куда идет весь твой взвод. Тренировки болевой выносливости тоже забыты не были, но их, как и в Агеле, проводили всего раз в неделю, по субботам, чтобы не мешать курсантам совершенствоваться в других дисциплинах. На субботних занятиях офицеры теперь особо не изгалялись, да и разнообразия тренажеров здесь не было, одни только лавки, так что курсантам выдавались лишь привычные уже полсотни розог после предварительного разогрева, как говорил Аранфед, «исключительно ради поддержания формы». Поскольку на каждого привезенного в лагерь курсанта приходилось лишь по одному взрослому солдату, да и те значительную часть времени должны были отвлекаться на всяческие хозработы, субботние тренировки проводились в две смены: до и после обеда, и свободная на данный момент смена либо тихо занималась в казарме своими делами, либо элементарно отлеживалась после болезненной процедуры.

Впрочем, многим курсантам доводилось встречаться с розгами не только по субботам. На вечерних построениях зачитывались результаты дневных занятий, и худшие в своих группах получали наказание по десятку розог на брата. Наказывали и выявленных нарушителей дисциплины, но и с ними тоже не зверствовали, назначали обычно розог пятнадцать. Лавки для порки стояли прямо посередине плаца, чтобы не удлинять процедуру, драли сразу по несколько человек. Вызванный из строя должен был подойти к лавке строевым шагом, доложиться офицеру, руководящему экзекуцией, скинуть трусы, растянуться на лавке и получить причитающееся наказание. Многократно поротые подростки, уже и полсотни розог научившиеся выдерживать без крика, эту детскую дозу переносили легко, куда труднее было снести насмешки товарищей, сыпавшиеся на заработавших наказание неумех. Офицеры к такому моральному остракизму относились предельно лояльно и в тайне даже поощряли.

Игинкат думал, что хоть в воскресенье им дадут нормально отдохнуть, все же пятьдесят розог — не шутка, последствия за одну ночь не пройдут. Как же! Разлеживаться в кроватях ребятам никто не дал, хорошо хоть от утренней пробежки освободили, зато устроили им «тактические учения», а точнее, небольшую войнушку между двумя казармами. Со склада ребятам выдали странные ружья, стреляющие шариками с краской, мотоциклетные очки, синие и зеленые ленточки, которые надо было повязать на шеи, и отправили на позиции. Казарма Игинката стала «синими». После довольно вялой перестрелки, не имевшей особого результата, поскольку обе армии не покидали окопов, «зеленые» перешли в наступление на правом фланге. Началась стрельба в упор, переросшая в рукопашные схватки среди кустов. Солдаты из обслуги стали арбитрами, подсчитывающими попадания. Три пятна от краски на теле или сорванная с шеи ленточка приравнивались к смерти бойца, одно или два пятна, соответственно, к легкому и тяжелому ранениям. Иногда арбитрам приходилось попросту растаскивать яростно сцепившихся пацанов. По завершении игры состоялся общий подсчет потерь. «Убитых» оказалось с полсотни, без «ранений» не обошелся почти никто, многие щеголяли свежими синяками, были в наличии и разбитые губы, и расквашенные носы. Победителями были объявлены «синие», поскольку «зеленых» пострадало немного больше. Медсанчасть опять переполнилась пострадавшими, но никто о том не жалел, все же сегодня было весело.

Следующая неделя внесла некоторое разнообразие, например, ночной тревогой. Строиться на плац выбегали в кромешной темноте, затем получали винтовки, потом долго куда-то маршировали, наконец, вернулись обратно в лагерь, сдали оружие и разбрелись по казармам досыпать. Хорошо хоть подъем в этот день объявили на два часа позже, а то на утренней тренировке по панкратиону ребята двигались бы как сонные мухи.

Еще больший сюрприз устроили им однажды после обеда, заменив полевые учения марш-броском по окрестным горам. На фоне этой пробежки все прежние кроссы показались детским лепетом. Ребятам пришлось форсировать вброд заросшее озерцо, скорей, даже болото, как потом выяснилось, населенное пиявками, и этих присосавшихся тварей пришлось с себя сдирать! Редле пиявка забралась в трусы и выбрала для трапезы причинное место. Надо было видеть, с какой гадливостью он от нее избавлялся! Дальше путь их пролегал через густые заросли кустов со здоровенными шипами, царапин здесь не избежал, похоже, никто. Потом они карабкались по каменной осыпи с угрозой навернуться либо столкнуть камни на лезущих сзади товарищей, вихрем неслись вниз по склону, и, наконец, бегущий впереди Аранфед завел их прямо в крапивные заросли. Ему-то что, он бежал в сапогах и полевой форме, а они-то босиком и в одних трусах! Игинкат готов был поклясться, что после самой интенсивной из болевых тренировок на его осталось меньше порезов, чем после этого треклятого марш-броска! Остальные ребята выглядели не лучше, так что медсанчасти вечером пришлось работать не покладая рук.

С культурной жизнью на сборах дело обстояло слабо. Ребята за день так выматывались, что свободный час перед отбоем большинство проводило на койках, дожидаясь только, когда можно будет на законных основаниях завалиться спать. Сил хватало только на треп и написание писем домой. Игинкат с Салве, как самые интеллектуально развитые, брали все же на вечер книги в местной библиотеке. Выбор там был тот еще, но, чтобы убить время, вполне сойдет.

Линре, которого Редле и его кодла все-таки заставили стать своей прислугой, при любом удобном случае старался удрать к приятелю Итке. Койка последнего находилась неподалеку от койки Игинката, хоть и внизу, и ему было слышно, о чем беседуют два десятилетки.

- И ты опять согласился стирать его трусы?! — взъерошенный Итке был похож на нахохлившегося воробья.

Трусы ребятам действительно приходилось стирать часто, во время полевых занятий они быстро приобретали непотребный вид, и если не отстирывать, тут никакого сменного белья не хватит. Прачечной в лагере не было, так что стирать приходилось в раковинах и своими руками.

- А что делать-то… — безнадежно промолвил Линре. — Сам знаешь, они на все способны. Они мне специально нижнюю койку отвели, чтоб легче было ночью издеваться. Редле уже угрожал, что устроит мне темную. Навалятся вчетвером на спящего, голову подушкой накроют, чтоб криков не слышно было, и ведь даже не отбрыкаешься…