Алексей Кулаков - Магнатъ

— Книжные и антикварные ряды. Вот там можно прикупить иконы, или, хм, «настоящие подлинники» известных мастеров, вроде Репина или Рафаэля. Рядом предлагают разную скульптуру, а вот в том углу собственно и торгуют печатным словом. Должен заметить, иногда тут действительно попадаются настоящие раритеты — но, увы, для этого надо подходить прямо к началу торга, с раннего утра.

— Занятно, очень занятно.

Если до этого его спутник просто любопытствовал, без особого интереса рассматривая весь попадающийся на глаза товар, то теперь очень даже целеустремленно зашагал к букинистам и расхаживающим рядом с ними перекупщикам. Дошел и медленно заскользил взглядом по книгам, иногда прицениваясь к понравившимся образцам, но так ничего и не покупая. Следуя за ним на небольшом отдалении, Тимофей время от времени тоже бросал оценивающие взгляды — но не на выложенные тома и брошюрки, а на самого Долгина. И вспоминал…

Сидеть в тюрьме за долги — это такой интересный опыт, что никому того не пожелаешь. Беспросветная тоска, скудное питание, неопределенность дальнейшей жизни, и некому утешить хандру или хотя бы приободрить. Правда, в его случае кое-какое утешение все же было — два сотоварища по одной неприятности, также попавшие на сидение через купца Солодовникова. Они, кстати, и донесли до него слова стряпчего Русской оружейной компании, что в яме они будут, пока долг не вернут. Еще и издевался, выжига, — мол, в компании люди с пониманием, отсидите, сколько сможете… Ага, из расчета: одна из двух с половиной тысяч рубликов долга — за один год. Бывший «заяц» вздохнул и едва удержался от того, чтобы досадливо сплюнуть. Осторожно покосился на директора той самой компании, что вначале засадила его, а потом сама же и вытащила, еще раз вздохнул и задумался. Его-то вытащила, а вот двум оставшимся даже и не подумала что-то предлагать, более того, намекнула, что те как сидели, так и будут сидеть, причем без вариантов. Или лежать — в сырой землице, на глубине одной сажени.

А вот ему предложили свой долг отработать, и он, не раздумывая, согласился — но при этом совсем не ожидал, что его занятием будет не коммерция в чистом виде, а всего лишь присмотр за домами и прочим имуществом, ремонт, сдача в аренду и все такое прочее. Как бишь там… он может делать что хочет (в определенных рамках, конечно), лишь бы это приносило хороший доход!.. Два процента всех сумм идут непосредственно ему как жалованье, плюс служебная квартира, плюс погашение долга. На таких условиях он бы согласился и до того, как «заглянул» в долговую яму, — собственно, потому и не стал раздумывать. Единственное, что теперь его мучило, — ну в чем же подвох? Ведь не может же быть вот так все просто?.. Тем более что ему почти что открыто намекнули, что этот год у него испытательный, и если справится — будет личным секретарем у очень богатой и влиятельной особы. Вот уж действительно, из грязи да в князи…

Тут его внимание привлекло нездоровое оживление среди книжных барышников, живущих скупкой задешево и перепродажей задорого. Он проследил их взгляды — и уткнулся собственным аккурат в согнутую поясницу Григория Дмитрича Долгина, задумчиво оглаживающего толстую и жесткую обложку громадной книги. Еще одна такая же лежала рядом, посверкивая позолотой обрезов страниц. Пергаментных, между прочим, — такие вещи племянник букиниста Астапова определял просто-таки влет.

— Это что же за красота такая, Тимофей Алексеевич? Вроде по-французски написано, а я в нем, как на грех, слабоват — не посмотрите?

Продавец, а вернее, продавщица — скромно, хотя и добротно одетая женщина явно купеческого сословия, — внимательно провожала глазами лежащий на руках том. На женственном и округлом лице лежала явно заметная печать усталости и упрямства, а взгляд время от времени скашивался в сторону скучковавшихся перекупщиков, стоящих в трех-четырех шагах от ее рогожного прилавка. Последние, в свою очередь, не менее внимательно и очень враждебно поглядывали на возможного покупателя и оживленно перешептывались.

— Позвольте?.. Гм.

Потомственный коммерсант присел рядышком, аккуратно поддернув штаны, раскрыл книгу и провел по листу кончиками пальцев. Полюбовался на красочные миниатюры, нарисованные вручную, тронул искусно сплетенную из кожи закладку и прочитал:

— «Де-ка-мерон. Боккаччо».

Огладил еще несколько картинок-миниатюр, затем наскоро просмотрел десяток страниц из середины и непосредственно титульный лист, после чего внимательно освидетельствовал переплет и наконец-то деловито кивнул, вставая:

— Писано на французском, в году одна тысяча четыреста девяносто пятом. Как ни удивительно — тот самый раритет, который изредка попадается среди всего этого книжного мусора. Прямо даже и не знаю, как это нас никто не опередил…

Впрочем, ответ на собственный вопрос мужчина знал прекрасно.

— Милая, сколько же стоит такая красота?

Купчиха, недружелюбно сверкнув глазами, спокойно ответила:

— Пятьсот рубликов серебром, милок!

— Обе?

— Каждая! Сразу скажу — и не старайся, не скину.

— Хм. Вот вам и причина, Григорий Дмитрич.

Вернее было сказать — первая причина. Вторая как раз нервничала в предчувствии того, что столь ценная добыча может уйти. Обычное дело — соберутся барышники ватажкой в пять-шесть человек да давай изводить продавца насмешками да пустячными предложениями, вовсю сбивая цену. Покупателей, могущих дать настоящую цену, еще на подходах заворачивали, а сами кружили и кружили вокруг своей жертвы до тех пор, пока она не сдавалась, ну или не шла на большие уступки. Сколько раз он такое видел — уже и не счесть!..

Долгин еще раз погладил потертую обложку с вытесненным названием, довольно улыбнулся и нырнул рукой внутрь сюртука. Достал денежный рулончик, чуть-чуть помедлил, что-то припоминая, затем ловко отделил три сотенных бумажки. Вернул их в карман, а остальное протянул вперед:

— Беру. Скажите, уважаемая, а еще что-то подобное у вас имеется? А то бы я по случаю прикупил.

Аккуратно пересчитав радужные банкноты и спрятав их куда-то в одежду, купчиха заметно подобревшим (а еще повеселевшим) голосом ответила:

— Может, что и найдется, для хорошего-то человека.

Внезапно словно тень набежала на ее лицо:

— Батюшкино наследство.

Ярославцев, сам недавно полной чашей хлебнувший купеческих невзгод, без труда догадался, что к чему. Да и чего догадываться — или вдовой недавно стала, или муж в долгах как в шелках.

— Муж?

Легчайший, почти незаметный кивок только подтвердил его правоту. Меж тем перекупщики, окончательно поняв, что их законная добыча прямо на глазах уплывает какому-то там чужаку, решили возмутиться. И тут же передумали — покупатель так внимательно и добро улыбнулся заводиле компании, что тот поперхнулся заготовленной фразой. Зато услышал чужую: