Роман Злотников - Кадры решают всё

Ойбель судорожно кивнул.

– Далее. После окончания разгрузки я и люди из списка должны минут на десять остаться в том помещении, куда будут перегружены ящики. Желательно одни. После чего большая часть их должна быть отправлена в свои блоки. А человек пять-шесть должны задержаться в этом помещении до ужина. На каких-нибудь работах. Сами придумаете на каких. Скажем, что-то переложить, что-то перепаковать, что-то сдвинуть. Ну, не мне вас учить… Меня же вы должны отправить в шестой блок. Насколько я помню, он ужинает вместе с девятым?

– Так точно.

– Вот и хорошо, – русский был явно возбужден. И это тоже было признаком «окопного безумия». Они все всегда приходили в такое состояние перед боем. Но Ойбель уже зашел так далеко, что отступать было просто некуда. Оставалось надеяться на то, что русский знает, что делает… и что он успеет до собственной гибели воплотить хотя бы часть своих обещаний. Ну, скажем, действительно прикончить всех тех, кто сможет выступить свидетелем обвинения обершарфюрера в государственной измене и предательстве дела фюрера.

– Ну и последнее. Коменданта мы уберем. А вы, как начнется заварушка, забаррикадируйтесь в какой-нибудь комнате, причем, желательно, с каким-нибудь господином, имеющим хорошие связи с кем-то вышестоящим, которого непременно будут отмазывать изо всех сил, и который будет для вас полностью безопасен, и оставайтесь там, пока не подойдут ваши. Да, если вздумаете пострелять – не начинайте этого раньше, чем через двадцать минут после начала. Иначе я за вашу голову и гроша ломаного не дам. Понятно?

И обершарфюрер Ойбель торопливо закивал головой.

– Должен вам сказать, Вилора Сергеевна, что ваш рассказ был очень интересен и сильно нам помог, – с этими словами высокий, но очень толстый человек, с короткой квадратной щетиной усиков, под большим широким носом, поднялся на ноги и, ухватив руку Вилоры пухлыми пальцами, горячо пожал ее. Со всем, так сказать, своим кавказским темпераментом. Кем он был – Вилора не знала. Он представился просто Богданом Захаровичем.

В это большое здание на площади Дзержинского, которую большинство москвичей по-прежнему продолжало именовать Лубянкой, ее пригласили вчера. Причем, именно пригласили, а не вызвали. Это произошло вечером, в кабинете Бурденко, куда он зашла, чтобы очередной раз поставить ему общеукрепляющую схему. Она делала это через день, уже две недели подряд. И, ее ли это была заслуга, либо дело было в том, что Николай Нилович немного стабилизировал свой распорядок дня и стал уделять отдыху несколько больше времени, но благотворные изменения были налицо. Впрочем, судя по тому, что Бурденко стал приглашать ее ставить иглы не только себе, но и некоему количеству довольно высокопоставленных личностей, ее усилия он лично оценивал весьма высоко. Чего уж тут говорить, если среди тех, кого Вилора обиходила за последнюю неделю, был даже сам Каганович [70]!

Так что к тому, что кроме Николая Ниловича в его кабинете будет находиться еще кто-то, Вилора была вполне готова. Однако, как выяснилось, чаевничавший вместе с главным хирургом РККА представительный мужчина в форме майора государственной безопасности [71]был вовсе не пациентом. Хотя и прибыл в госпиталь именно из-за нее. Причем произошло все довольно забавно.

– А-а-а, проходите, проходите, милочка моя, – радушно поприветствовал ее Николай Нилович. – Мы вас с Анатолием Александровичем давно ждем.

Вилора послушно вошла в кабинет, поздоровалась с мужчинами и подошла к кушетке, стоявшей в углу кабинета, на которой Николай Нилович частенько устраивал собственные осмотры, и которая в последнее время использовалась и самой Вилорой как для установки игл самому Бурденко, так и его высокопоставленным пациентам. Аккуратно вытащив из все той же медицинской сумки, с которой она прикатила из Киева, уже приготовленный и продезинфицированный набор игл, девушка положила его на небольшой столик, покрытый стерильным полотном и, повернувшись к майору, доброжелательно сказала:

– Пожалуйста, раздевайтесь до пояса и ложитесь на кушетку.

Майор поперхнулся и уставился на нее.

– Что?

– Нет-нет, милочка моя, – рассмеялся Николай Нилович, – сегодня у тебя будет только один пациент – я. А товарищ майор прибыл, чтобы отпросить тебя у меня на завтра, до обеда. Им там требуется что-то уточнить, но он решил не посылать тебе повестку, а просто заехать и предупредить.

Вилора окинула майора настороженным взглядом. После ареста отца и уж тем более недолгого, но чрезвычайно насыщенного событиями и, скажем так, новым опытом общения с капитаном Бушмановым, госбезопасность и деликатность у нее как-то не вязались друг с другом. Но майор сидел спокойно, благожелательно улыбаясь и вполне себе демократично похрустывая баранкой. Так что она решила не дергаться, а просто подождать и посмотреть, как дальше будут развиваться события.

– Так мне завтра надо прибыть в…

– Ну почему же прибыть, – несколько поспешно прервал ее майор. – Прибывают к нам те, кого мы подозреваем в каких-нибудь неблаговидных поступках. В отношении вас же у нас никаких подозрений нет. Нам просто необходимо уточнить некоторые детали в рамках расследования дела бывшего капитана госбезопасности Бушманова. И все, – он еще шире улыбнулся. – Я и заехал, чтобы вас отпросить по-простому и не напрягать повесткой ни вас, ни ваш строевой отдел. А то кто его знает, что люди подумают. Понимаете?

Вилора настороженно кивнула.

– Тогда, куда мне завтра надо… ну… приехать?

– А на Лубянку, – все так же улыбаясь, сообщил ей майор. – В двести двадцатый кабинет. К десяти. Николай Нилович вон записал все. Сказал, что вам сам все передаст. Я же уже уходить собирался, да Николай Нилович меня чайком с медом и баранками соблазнил.

– Хорошо, я буду, – ответила девушка. Но тут же спохватилась: – А меня пропустят, без повестки-то?

– Пропустят, – махнул рукой майор. – Просто скажете свою фамилию на входе. Ну и документы предъявите, конечно.

Вилора согласно кивнула и перевела взгляд на Бурденко.

– Николай Нилович, мне попозже зайти?

Но тут снова вмешался майор.

– Ну, зачем же попозже. Об этих ваших сеансах акупунктуры просто легенды ходят. Говорят, вы даже самых безнадежных на ноги ставите. Я давно мечтал посмотреть, – он снова широко улыбнулся, но тут же уточнил: – Если, конечно, это возможно…

Вилора снова посмотрела на Николая Ниловича. Он крякнул и усмехнулся.

– Да можно, конечно. Эвон Лазарь Моисеевич, прежде чем под «иглы Сокольницкой» лечь, сначала тоже посмотрел, как она меня обихаживала.

Вилора сердито нахмурилась.

– Николай Нилович, я же вам уже говорила, что это никакие не «иглы Сокольницкой». И, если уж так хочется привязаться к персоне, то их надо называть «иглами Куницына».