Илья Стальнов - Ночь пяти стихий

– «Блюдо огня» – безопасность, – сообщил проводник. – До него осталось немного.

– Почему безопасность? – осведомился принц.

– Нет касмассца, согласного пересечь границу обители Хрустального змея. Как можно осквернить его покой своим присутствием?

– Ты не веришь больше в Хрустального змея? – Еще как верю! Он существует! – уверенно воскликнул Аргон.

– Тогда ты не пойдешь туда?

– Еще как пойду!

– Так как же?

– Я мечтаю об одном – плюнуть на алтарь Хрустального змея, – Аргон засмеялся, поправил мешок на плече и бодро зашагал вперед.

К полудню они вышли в расщелину, где возвышалось шесть мегалитов – огромных, неизвестно кем поставленных друг на друга, необработанных камней. Проводник подошел к валуну, окруженному мегалитами, и смачно плюнул на него. На его лице была написана искренняя радость. Он начал реализовывать свои мечты.

– Это алтарь Хрустального змея, – пояснил он. – Здесь убили мою сестру и отца…

Он еще раз плюнул на алтарь и начал осыпать бога страшными проклятиями и ругательствами.

– Далеко еще? – спросил принц, когда Аргон закончил разбираться со своим божественным и безмолвным оппонентом.

– За той грядой открывается «блюдо огня». Отряд перевалил через гряду и очутился в узкой расщелине. Его там ждали. Касмассцы расположились на склонах. Одетые в шкуры, желтокожие, косматые, они больше походили на волосатых обезьян с островов Крика.

– Наконец-то, – кивнул проводник. – Алепи шку-у.

– Чего им надо? – спросил принц.

– Они пришли за нами! – Проводник выдернул меч, казавшийся слишком тяжелым для него с его хилым сложением, и, без труда размахивая им, издал боевой клич.

Касмассцы с истошным визгом посыпались со склона. Камни застучали по щитам солдат-атлантов, вставших в боевом строю. Запели луки и арбалеты. Началась битва…

Воевода недовольно взирал на двух пузатых, похожих друг на друга купцов, затеявших долгую и злую тяжбу. Один, белобородый, утверждал, что продал другому сукно за полтора рубля, но тот заплатил только рубль. Второй же, кривоногий и сутулый, говорил, что уговор был именно на рубль, эти деньги он и отдал.

– Да как же за рубль, когда за полтора, глаза твои бесстыжие! – орал белобородый истец, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в волосы ответчику.

– Да как же за полтора, когда за рубль! – кричал кривоногий, бросая наполненные ненавистью взоры на белобородого.

– А кто ваши слова подтвердить может? – осведомился воевода зевая.

Это ж надо, с какими глупостями лезут. Толку-то с них, как с лысых овец – ни один не догадался поднести воеводе. А все туда же – с челобитной лезут, скупердяи. Как тут судить-то? Поди разбери, кто из них врет. Скорее всего оба и врут. Таково уж их племя купеческое. Ох, надоели. И без них есть над чем голову ломать.

– Так кто ж подтвердит это, кроме глаз его бесстыжих? – крикнул белобородый.

– Ох-хо-хо, можно Подумать, что его очи чисты, как вода родниковая! Ух, воровская твоя душонка! – погрозил пальцем кривоногий.

– А можешь перед образом крест поцеловать? – спросил воевода кривоногого ответчика.

– Поцелую!

– Ах ты!.. Как же ты перед образом Христовым врать собрался, анафема? – заорал белобородый и потянулся скрюченными пальцами к своему врагу.

– Тихо! – стукнул по столу воевода. – Не кипятись, купец. А ты сам готов крест целовать?

– А то нет? Готов!

– Во прохвосты! – возмутился воевода. Целование креста – дело святое, редко кто осмелится врать перед образами. В народе судиться через целование креста считалось неприличным и зазорным. Но купцы вошли в такой раж, что им на это наплевать стало, и одна мысль их обуяла страстная – как бы друг друга с носом оставить.

– Ну-кась, Алексашка, запиши в книгу, что назначено мной целование креста, – сказал воевода своему дьяку, и тот, склонившись над столом, ожесточенно заскрипел пером. – Ну что, пошли, купцы добрые. Немедля целование произведем.

Воевода, купцы и дьяк направились к собору, и за ними тут же увязались зеваки, рассчитывавшие увидеть что-то интересное. Толпа разрасталась.

До собора было всего несколько шагов. Батюшка Никодим тут же начал приготовления. Перед образом Иисуса повесили деньги, служащие предметом спора. Воевода тоже заинтересовался – хватит ли духу у кого-нибудь из купцов поцеловать крест.

– Ну чего, давайте, – махнул рукой воевода.. Без раздумий и колебаний белобородый бухнулся на колени и, поцеловав поднесенный батюшкой крест, произнес страшную клятву. Поднявшись с колен и отряхнувшись, он прошептал кривоногому:

– Съел?

Ответчик тут же бухнулся на колени и заорал:

– Дайте крест! Тоже хочу.

Поцеловав крест, произнеся клятву, он встал и прошептал белобородому:

– А ты съел?

Воевода был озадачен.

– Жребий, – махнул он рукой, немного подумав. Услышав это, толпа, набившаяся в храм и обрадованная давно не виданным развлечением, повалила на площадь. Воевода тоже собрался туда идти, но его задержал батюшка Никодим.

– Тяжко тебе, Семен Иванович, приходится.

– Тяжко, – вздохнул воевода. – Но такова служба государева.

– Да. Но оно и нам нелегко. Вон, крыша облезла, купола бы обновить. Подсобил бы.

– Да где же я тебе денег возьму? У нас нет.

– Может, у купцов найдется? Ты бы постыдил их, прижал немного. Что за купец, если ему денег на Божье дело жаль? Подрастряси их мошну, а, Семен Иванович?

– Растрясти их мошну. Да ты посмотри, они из-за копейки в ад души свои готовы послать. Дрянь людишки, неча сказать… Ну ладно, подсобим. Дело-то Божье.

– Спасибо, Семен Иванович.

Когда воевода появился на площади перед собором, там уже все было готово к жребию. Толпа любопытных окружила спорщиков, те же, налившись как вареные раки кровью, сверкали друг на друга очами, из которых, казалось, вот-вот вылетят молнии. Дьяк Алексашка держал в руках два восковых шарика, за которыми успел сбегать в приказную избу. Он выцарапал на них имена обоих купцов и протянул воеводе.

– Подь сюда, – воевода поманил пальцем здоровенного стрельца, поскольку для жребия по правилам выбирались самые высокие люди. – Сымай шапку.

Стрелец снял шапку, и воевода кинул в нее шарики. Потом вытащил из толпы высоченного, с придурковатым лицом крестьянина и протянул ему шапку.

– Тяни шарик.

Засучив рукава, крестьянин запустил руку в шапку. Все замерли. Утихли крики, смех. Сейчас должно было состояться самое главное.

– На, – крестьянин протянул восковой шарик воеводе.

– Парамон! – торжественно выкликнул тот нацарапанное на шарике имя.

Кривоногий радостно хлопнул в ладоши, а белобородый открыл рот и начал хватать им воздух, как выброшенный на берег карась.