Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти

Давно, еще когда он только познакомился с молодым царевичем, зажегшим каждого соратника пламенем веры в великое будущее России, много разговаривали о том чего они хотят, а чего нет от той страны в которой будут жить потомки. Не смотря на молодость, все знали о чем говорили, ибо не чада неразумные были, а рано повзрослевшие мужи, как бы удивительно это не звучало.

О чем только не 'ломали копья', каких чудных идей не выдвигали, и кое-что особенное Александр запомнил на всю жизнь. Это была мысль самого царевича…

Человек может жить как ему хочется, но только до определенного момента, неизвестно когда он наступит, где найдет свою критическую точку. Вот только жизнь без Цели — скотское существование, а жизнь без Веры в сердце — болезнь, калечащая души не одного, а сотен. Всякое деяние лишь отображение нашей сути, нам уготовано много больше чем быть пасущейся тварью. Религия может многое дать, а может забрать, она — Сила с которой нужно считаться, только ей одной под силу вести миллионы в райские кущи или утопить свой народ в крови.

Когда-то давно Владимир Святой выбрал православие, понимая, что только оно способно сохранить и приумножить дух людской, не дать ему прогнить, аки задержавшемуся на ветви перезревшему плоду. Но вместе с силой будь готов принять великую ответственность. Только в православии это едино.

Принять иное — пойти против себя, своего Рода и своей сути — человека разумного и духовно сильного.

Царевич в тот вечер говорил много о духовности, о месте в истории и прочей зауми о которой Александр в ту пору не задумывался. К чему сие, когда в голове совершенно иные мысли зреют? А поди ж ты, вон выстрелило когда, восемь лет прошло. Чудеса!

— Народ не примет его, он чужой на этой земле. Нам не исполнить указа Алексея. Якобиты обречены на проигрыш.

Баскаков обреченно махнул рукой и зашагал по комнате. Давно ему не было так неуютно, а ведь по началу казалось все более чем реальным, даже государя обнадежили. Выходит что зря. Не стоит овчинка выделки.

Яков же с улыбкой наблюдал за метаниями молодого товарища, улыбаясь в пышные черные усы. И только когда Баскаков чуток успокоился, сел обратно в кресло, душевно хлебнул эля, он тихо заметил:

— Знаешь ли ты, Саша, кем был Генрих Наварский?

— А должен?

— В принципе нет, но кое-что из его жизни узнать стоит. К примеру то, что он был королем-гугенотом, протестантом то есть, да к тому же пережившим Варфоломеевскую ночь в Париже. В один из периодов он так же стал претендентом на французский трон.

— Так как некатолик мог на него сесть? — удивился Баскаков.

Брюс усмехнулся.

— К этому я и веду. Перед тем как возложить корону Франции он принял католичество. Да, это правда и не стоит этому так удивляться. Именно Генриху Наварскому, впоследствии ставшим Четвертым принадлежит фраза: 'Париж стоит мессы!'.

Яков замолчал, дав молодому время на обдумывание только что сказанного. За маленьким окном ярко светила Луна, а пара свечей уже наполовину оплыли. Беседа подданных российского императора затянулась…

На челе Александра виднелась напряженная работа мозга, того и гляди пар из ушей повалит, Брюсу даже казалось, что слышит как громыхают сталкивающиеся мысли у него в голове. Но вот лицо Баскакова разгладилось, руки перестали выбивать дробь на столе, а в глазах загорелся огонек понимания.

— Думаешь, он может поступить так же?

— Не он первый и не он последний, — пожал плечами Яков. — Если Джеймсу Эдварду не хватит мозгов решиться, значит королем ему не стать. Опираться на народ можно когда имеешь десятка два отлично вымуштрованных полков, закаленных не в одной битве, таким как Семеновский, Преображенский или вон тот же Рязанский. А когда под рукой вчерашние крестьяне, да еще у самого опыта как у козла молока… в общем думаю выход у него один, жаль Мар со своими тупоголовыми командирами этого не понимают. Вон семь лет назад это было доказано, но тогда хоть поддержка французского флота была, а теперь ничего нет. Тут головой думать надо, а не задницей.

Александр хотел было что-то сказать, но неожиданно со стороны лестницы донеслись громкие крики.

— Один король, одна страна! Шотландия едина! Славься король Шотландии Яковом Седьмой и Англии Яков Третий!!

Брюс с Баскаковым раздраженно цыкнули. Их договоренности с якобитами полетели ко всем чертям.

Война за престол началась…

"Записи флотоводца".

Из дневника адмирала Апраксина.

Датировано: от 6 августа 1715 года от Р.Х.

Море волнуется все чаще, шторма того и гляди закроют путь в родные порты. Да знаю, что еще недавно они были чужими, но прошло всего несколько лет и кажется будто всегда они были исконно русскими, да и как считать иначе ведь люд весь наш.

Эхх, не о том пишу, не о том думаю. Моей эскадре остался еще один рейд. Пора проучить датчан, показать кто главенствует на Балтике. Теперь-то когда швед слаб один у нас противник — датчанин, но ничего, и ему фитиль вставим куда надо. Тем более Бомхольм уже под русским стягом.

Жаль наше побережье далеко — прамы и галеры не выведешь, их первый же шторм на дно пустит. Еще в июле, когда Крюйс эскадру вел в Ригу много судов пропало — морской бог прибрал. Да оно и понятно — Балтика каверзная девка, того и гляди зазевавшему лоцману в брюхо каменюку подсунет, особенно близ островов. Хорошо если людишек спасти удастся, ну а если нет, значит на то воля Божья…

Теперь пришла пора показать датчанам, что Копенгаген не такой уж и неприступный. По крайней мере со стороны суши. Впрочем, десант здесь нужен скорее для испуга, чтоб датчане не забывали о мощи России.

Надеюсь, все получится.

…Намедни на горизонте мелькали датские вымпелы, дозорные насчитали семнадцать кораблей. Жаль только не смогли точно сказать, какие именно. У нас-то эскадра из семи фрегатов и тридцати шняв, да новых галер, чтоб на воронежских верфях делают. Ну а семь тысяч воев на тридцати десантных судах идут. Так что надо бы нам дойти поскорее, да воев защитить, а уж потом развернуться вовсю ширь!

Жаль команды худые — отбирали в матросы спешно, можно сказать первого попавшегося. Как наяву слышится испуганный шепот новобранцев, невдалеке надрывается боцман, загоняя линьками рекрутов на ванты, заставляли карабкаться их на салинги и марсы, бегать по реям. И вот падает один, за ним второй. Мрут матросики как мухи, но ништо, остальные посмекалистей будут, авось и научатся на чужом горе. Без этого в море никак нельзя. Они это поймут, ну а пока вижу их трясущиеся руки, дрожащие колени и крупные градины слез от полученных ссадин и ран.

Да именно человеческие жизни и есть плата за господство на море!

В сорока верстах от Вильно.