Елена Асеева - Зачин (СИ)

- А чего вы будете делать?- дрогнувшим голосом вопросила она, уже неподдельно опасаясь за собственную руку.

Однако никто не ответил, а колючеглазый Могуч лишь гневливо зыркнул на нее, словно воспрещая ей даже о том мыслить. Девочка более не стала выспрашивать, и, совладав с собственным страхом, на чуток обнявшим ее душу, медленно улеглась на оземь, положив голову на котому. Двужил помыв, и насухо вытерев руки о поданное полотенце, подступил к Владелине, все поколь сжимая один из его концов, с легохоньким таким дребезжанием голоса, изрек:

- Будет больно! Но ты не кричи... терпи! Для гомозулей высшей доблестью является новый рубец на теле, признак мужества и отваги.

Засим, будто той речью старался снять с юницы часть боли, он присел подле нее, грубо развернул голову вправо так, чтобы Влада смотрела в лес. Прошло совсем немного времени, в оном рука Двужила отпустила голову отроковицы, а Трескуча наново надавила, на покалывающий от тревоги висок, и тогда нежданно и вовсе острая, дергающая боль прорезала и саму рану, и место округ них.

- А...а!..- негромко вскликнула, вернее даже, выдохнула отроковица и порывчато прикусила нижнюю губу, стараясь заглушить выкатывающийся из глубин рта стон.

И сызнова еще большая боль, словно выедающая плоть прорезала руку. Кто-то из гомозуль полил на надрывно дергающую кроваво-обожженную рану водой, коя точно скомковала во едино болезненное состояние во всем теле, головокружение и общую слабость. Еще немного и рана внезапно запекла, вроде на нее сыпанули сверху соли. Владелина попыталась выдернуть руку, но ей это не удалось, так как плечо вельми крепко удерживали гомозули. Обильный пот усеял лоб девочки, нос и щеки, он мельчайшей изморозью покрыл подносовую ямку, а сердце в груди резво качнулось вправо-влево и туго дернувшись, видимо, хоть и не надолго расширилось вдвое. Влада сомкнула глаза и надрывчато задышала через рот, стараясь нормализовать и дыхание, и биение сердца. Двужил вновь приложил к ране, что-то весьма жгучее да стал медленно перевязывать ее взятыми, нарочно для таких нужд, долгими тонкими ручниками.

Учитель уже перевязал руку, спустил рукав... уже, кажется, давно возвернулись обратно беспокойно говорящие мальчики, так до конца и не понявшие, что произошло, а Влада продолжала недвижно лежать подле костра. Она не отворяла очей еще и потому как к боли в руке, давлению в груди, прибавилось онемение левых пальцев, головокружение и легкое томление во лбу.

- Владу,- вскоре ласково позвал ее Двужил и положил свою волосатую ладошку на лоб юнице, смахивая оттуда капли пота.- Надо покушать и попить отвару... его Трескуч приготовит.

Девушка не открывая глаз, несильно качнула головой, не имея желания ни то, чтобы есть, но даже и говорить.

- Владу,- более настойчиво молвил Двужил, вроде нависая над лицом девочки и создавая тем и вовсе густую затененность, уже не пробиваемую бледным окоемом неба.- Надобно покушать и попить.

- Не хочу,- трепыхающимися губами пролепетала юница, и черты ее лица дернулись, оно как немедля, что-то резко сотряслось единожды внутри руки, головы и груди.

Могуч где-то совсем близехонько бурчливо шумнул на Братосила поинтересовавшегося, чего ж такого произошло в лесу с Владелиной, и кто в нее стрелял. Не имея желания преодолевать неожиданно навалившуюся слабость, отроковица все же открыла глаза и узрела над собой нависающее лицо Двужила, обильно схваченное рыже-красными волосами да беспокойно глядящего на нее сине-голубыми очами. С трудом и весьма вяло Влада, под тем повелевающим взором, поднялась с земли, и тотчас пред очами появился густой черный дым только не пущенный горящими ветвями из костерка, а прибывший сам по себе.

Девочка маленько мотнула головой, изгоняя тем покачиванием не только струящийся дым из глаз, но и головокружение. Она еще толком и не уселась... не пришла в себя, как учитель сунул ей под нос правую руку, а в ней большой кусок бурого мяса. Неохотно сжевав мясо и выпив из покатой братины какой-то дюже горький отвар, приготовленный Трескучем, юница на чуть-чуть неподвижно замерла... Подумав о том, что и дотоль она испытывала боль... да не раз... а днесь нанесенная столь малая царапина, да еще вскользь, вызвала такое болезненное состояние во всем теле и вроде высосала все силы.

Двужил меж тем постелил на землю взятый в дорогу с собой буро-красный плащ и позвал Владу укладываться на него. Отроковица хотела было поспорить, ибо не желала забирать одежу у учителя, каковая ему самому могла пригодиться, тем паче они подъезжали ближе к горам, и по ночам их почасту обдували стлавшиеся по земле ветра. Одначе у нее впервые за эти годы даже не отворился рот, чтоб чего-нибудь возразить и язык вроде как опух. С трудом поднявшись и доковыляв до места ночлега, надрывно покачиваясь туда... сюда, Владелина почитай повалилась на плащ, ощущая еще и навалившуюся слабость на ноги. И резво закрыла глаза, даже не ощутив как ей под голову положили котому и укрыли сверху плащом Могуча. Уже совсем не чуя от слабости, и общего онемения своей руки, девочка мгновенно заснула, будто провалившись в глубокую, темную яму.

Глава семнадцатая.

Всю ночь Владелина проспала не пробуждаясь. Во сне она, судя по всему, бредила, посему точно выныривая из темной ямы, видела пред собой оживших лопаст, вперевалку шагающих к ней на коротких, отекших ногах. В доли секунд в их гладкую, бурую с крупными и мелкими пежинами кожу вонзались стрелы, и из рассечений текла густая голубая кровь. Эти видения длились совсем чуть-чуть, кажется, не более мгновения, в коем чьи-то заботливые руки, приподнимая голову Влады, поили ее сладко-терпким отваром и ласково проводили по волосам. И от той, похоже дарованной самим Выхованком, заботы с тела девочки спадал жар али вспять озноб, прекращало натужно стучать сердце и налаживалось дотоль ослабленное дыхание.

Рано поутру, когда небеса едва только посерели, а солнце еще даже не появилось, отроковица пробудилась. Она лежала на правом боку, приткнув раненную руку к груди. Весьма тяжелая голова, будто от сна али от острой боли в руке, была неподъемной. Дюже хотелось пить... сухо было не только во рту, но вроде как и в самом желудке. Высохшие губы, обветрено-потрескавшиеся приоткрылись, и Владу еле слышно вздохнула, вобрав глубоко в себя протяжный, чистый воздух, стараясь хоть его свежестью придать влажность собственной плоти. Ворвавшееся в недра рта, глотки дуновение, самую толику взбодрило девочку, и тогда она, окончательно пробудившись, увидела в зарнице полыхающего костерка сидящего подле ее ног миловидного человека.

Это был не высокий, не намного выше Владелины, худой человек. Не мужчина, а скорее всего женщина, что виделось по ее выступающей вперед небольшой груди, с вельми красивыми чертами лица и длинными, пшеничными, прямыми волосами, заплетенными в мудреную толстую косу, чем-то напоминающую колосок злакового растения. Удивительной была форма головы этой женщины, слегка удлиненная на затылке и со значимо выступающим вперед подбородком, округло-островатым, верно не намного уже, чем затылочная часть и напоминающая по виду яйцо. Заостренными на кончиках и прижатыми к поверхности кожи головы были два уха этого создания, на левой мочке коего висел на продолговатой цепочке с ноготок каплевидный прозрачно-белый самоцветный камушек, вспыхивающий в бликах огня всеми цветами радуги. На каплевидном лице поместились миндалевидной формы глаза, большой, выдающийся с горбинкой у самого основания, нос, впалые щеки над которыми нависали угловатые скулы. Даже в предрассветном сумраке юница ладно рассмотрела белоснежную кожу лица и рук женщины, с весьма долгими четырьмя пальцами, вроде лишенными безымянного. Казалось, человек был нагим, оно как не проступало на нем каких-либо очертаний одежи, однако погодя Влада приметила, что белоснежное одеяние просто слишком плотно облегает стройное, красивое тело. Голубоватая, али лишь мерцающая в сумраке утра обувка также плотно охватывала и ноги женщины так, что сквозь ее толи прозрачность, толи тонкость проступали удлиненные стопы с четыре перстами на каждой.