В. Бирюк - Обноженный

До Рабле — больше трёх веков. Так что — не напоминаю, а прогрессирую: Гаргантюа «перепрыгивал через канавы, перемахивал через изгороди, взбегал на шесть шагов вверх по стене и таким образом достигал окна, находившегося на высоте копья».

Не поверили. Пришлось вспомнить собственное из каратешних игр — мы на тренировках всегда на стенку забегали.

Поверили, но не поняли. Тогда… я даже не знаю, как это называется. Берёшь шест…

Не! Не надо прыгать! Пусть этим древние греки занимаются, а мы по-простому. Берёшь шест подмышку, за другой конец хватаются трое молодцов и побежали. Мною в стенку. А я по стенке ножками — топ-топ-топ… Хорошо получается — до потолка добегаю!

Но, конечно, после часов, дней, недель… всевозможных разминок, растяжек, пробежек и кувырков приходит время и для околооружейных игр. Имитируем и отрабатываем.

В одиночку или даже с Артёмием — мало, не хватает. Позвали мальчишек:

— А кто, добры молодцы, в боярскую дружину хочет?

А все хотят! Гридень! Это ж круто! «Мечи дадут булатные, доспехи харалужные…». Дам. Но — после. А пока — «БГТО на все столики!». Извините за выражение.

В смысле — «будь готов». В смысле — «туда и обратно». Я про путешествие хоббита, а не то, про что вы подумали.

И понеслось — групповая помесь бега с биатлоном, гимнастики с полосой препятствий. Но сначала по сто падений. На спину, на бок, на руки, с откатом, с переворотом… Артёмий только головой поначалу крутил:

— У нас так не учат. У нас учат стоять и бить. Но… интересно. А вот если…

Артёмий за мной не поспевает. Мы оба делаем вид, что это — исключительно из-за его больных ног. Но отрабатывать-то надо на скорость! Поэтому он ставит пару подростков с палками:

— Вот вам, молодцы, по оглобле. Типа — вы копейщики. А в руках у вас… типа — рогатины.

Парни восхищены — название-то какое!

Понятно, что у ребят чисто имитация — палка и палка. Что я, дурак? Неучам железки в руки давать… Они же и убить ненароком могут! Да и самому брать… Беру в руки пару дощечек. Типа — «мечи заспинные».

Ага, ну… Артёмий ставит моих… спарринг-партнёров одного спереди, другого сзади.

— Ну, отроки, тыкаете в боярича.

Отбиваю, ухожу. Ставит третьего. Два отбиваю, от третьего ухожу. Добавляет в круг ещё тройку. Бли-и-ин! По ноге… Больно.

— Ваня, что ж ты спишь?!

— Так много их! У меня два меча, а не шесть! Всех копий мне не отбить. А круг они насквозь пробивают.

— Правильно. Так выйди из круга. Ты же всегда не от супротивника бегаешь, а к нему. Ну и иди на них, на удар.

Повторяем. И как я не сообразил! Два копья отвожу в разные стороны, проскакиваю между парнями.

— Ну и? И чего встал? Поглупел от оглобли? Вот они развернулись и снова на тебя. Ты что, уронить никого не можешь? Ткни палкой им в глазик — ворогов меньше останется.

Стыдновато мне. То — «эксперт по сложным системам», а то «палкой в глазик»… — не додумался.

Повторяем, прорываюсь, получаю в спину, но и сам… сильно обозначаю удар. Так это… контактно.

Кто видел чемпионаты по бесконтактному карате, тот знает: кровищи в тамошних соплях — вдоволь. Лучше уж сразу без иллюзий.

Парни обижаются:

— Не… не взаправду! У копейщиков щиты крепкие есть!

— Ай я старый, ай запамятовал! Возьмите вон там.

Щит учебный. По габаритам — «малый русский миндаль». Без умбона, оковки, оклейки, окраски… А так-то — один в один.

Повторяем. Мечом в левой руке отвожу левое копьё, смещаюсь вправо, подхватив гардой правого меча правое копьё, вздёргиваю его вверх-вправо, и шагаю «грудью в грудь» противника, так что древко копья бьёт его над щитом поперёк лица. А пятка копья («подток») — под колено его соседу. Стоя на одной ноге, сгибаюсь до горизонта, обозначая при этом где-то у себя над головой рез ножиком в правой по шее противника — короткий клинок легко сходит с удерживаемого древка, а левой ногой бью в щит уже потерявшего равновесие соседа. Тот летит на своего соседа, и они громко валятся, как костяшки домино, но ещё и с множеством междометий. А я получаю мощный удар «рогатиной» в задницу.

— Ваня, у тебя сколько рук?

— Две…

— Так чего же ты левую с мечом вдоль бедра вытянул?! Если в ней есть меч, то он должен во вражьем теле дырку делать, а не ветерок тебе по яйцам гонять. Понял? Повторить.

Повторить… блин, больно — ягодица болит. Мда… Резвый парнишечка стоит на той стороне круга — хорошо копьём достал. Интересный мальчишечка — улыбчивый. И улыбка-то не злобная — спокойная, ласковая. Что за фрукт? Надо потолковать.

— Славно ты меня приложил. Теперь дня два сесть не смогу. Добрый копейщик может получиться. Тебя звать-то как?

— Мамка Любимом кликала. А батю — не помню. Он, говорили, у Акима Яновича служил. С войны не вернулся. А летось мамка померла. Я потому к вам и пошёл, что ну… люди баяли… Рябина, де, своих не бросает. Ну… я ж… его стрелка сын. По отцу — и сыну место.

— Ой мамочки, держите меня все! Сказанул тоже: «стрелецкий сын»! Да матка твоя с обозником каким-то перетрахнулась по пьяни, а тебе сказок всяких… А ты и поверил… (Один из парней явно «тянет одеяло на себя»).

Я ожидал драки, но Любим, чуть добавив сочувствия, соболезнования в свою, полную ангельской доброты, вечную улыбку спокойно ответил:

— Зря ты так. Матушка моя ныне с ангелами небесными амброзию вкушает. А твой лай… жалко мне тебя.

«Одеяльный потягун» мгновенно наливается краской, отбрасывает палку, засучивает рукава…

Тут бы они и сцепились. Но Артёмий ногой — топнул, в голос — рявкнул:

— Петухи! Разойдись! Взяли быстро щиты да копья. Сходитесь.

Вот же фрукт! Обычно при ударе лицо у человека меняется: сжимаются зубы, скалятся. А этот держит совершенно расслабленную благостную улыбочку. Я вижу, как у него раздуваются ноздри при выдохе. Но губы не твердеют. Противник у него посильнее, потяжелее. Но эта ласковая, всепрощающая улыбочка приводит в бешенство, «потягун» делает ошибки и летит на пол. А Любим, всё также улыбаясь, чуть запыхавшимся голосом спокойно резюмирует:

— Зря ты так. Не надо бы тебе про мою матушку худо говорить.

И пока противник, ошеломлённый добротой интонации, глупо хлопает глазами, Любим снимает щит и, как учили, наносит добивающий удар двумя руками на выдохе. Противник катается по полу, схватившись за живот, а Любим, очень доброжелательно, разглядывает его с дистанции трёх шагов. Не выпуская палки-копья из рук. А то вдруг добавить потребуется?

Похоже — «моя сволочь».

— Любим, я смотрю — из тебя неплохой копейщик вырасти может.

— Спаси тя бог, боярич. Только я бы в лучники пошёл. По отцу моему.

Оглядываюсь на Артёмия. Он-то куда лучше меня понимает — что из отрока можно вырастить. Я как-то в 21 веке… мальчишек на лучников-копейщиков-мечников не готовил.