Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)

Рептилия приподняла треугольную головку, вглядываясь в меня неподвижными, лишёнными век глазами с вертикальным разрезом зрачков. Раздвоенный язык трепетал, облизывая серо-зелёные чешуйки губ.

Выяснять, ядовита данная пакость или нет, на личном опыте я желания не проявил — выскочил обратно во двор как ошпаренный.

— Что с вами, Шура? — встревожился водитель, видя мои выпученные глаза и слышал тяжёлое дыхание.

— Там змея!

— А я знал, — нимало не удивился Патрик, — я всегда вам говорил, Шура, что употреблять алкоголь пагубно для здоровья.

— Да нет же, там действительно змея!

— Шура, умоляю, только не тревожьтесь. Пойдёмте в автомобиль, я вас устрою поудобнее.

Заговаривая зубы, коварный Патрик одновременно ловко выдернул у меня из-за пояса резиновую палку. Научил на свою голову! Интересно, а наручников у него в кармане нет?

Представив, как мой водитель силком волочёт своего фельдшера, закованного в железки, на госпитализацию в родимое заведение, я заорал дурным голосом:

— Да ты, идиот, в дом загляни!

— Хорошо-хорошо, Шура, не беспокойтесь, пожалуйста. — Патрик бочком двинулся к двери, не спуская с меня глаз.

Дверь приоткрылась и с грохотом захлопнулась обратно. Пунцовый, как помидор, пилот, чихнув смущённо, протянул мне дубинку рукояткой вперёд.

— Как же туда зайти?

— Ой, спроси что-нибудь полегче. А ведь надо.

— Надо…

Я изладил длинную пику, привязав нож к подходящей палке бинтом. Такой же вот пикой нам как-то пришлось выковыривать из квартиры вооружённого больного. Он занял глухую оборону, забаррикадировав вход, вооружившись копьём и топором и сделав для защиты от дубинок щит из дверцы, снятой с холодильника. Пришлось немного пострелять по стёклам, чтоб человек понял, что мы с ним не шутки шутить приехали. Такова оборотная сторона удобств, создаваемых перевозкой для психбригад. Возьми те его сразу — не было б войны. А тут больному хватило времени вдумчиво подготовиться к госпитализации.

У другого клиента при осмотре взятых им с собой вещей обнаружилось аж два ножа, мешочек метательных «звёздочек» и изогнутый буквой «Г» четырёхгранный железный стержень — отпирать замки. Тоже подготовился…

Патрик долго и сосредоточенно чесал в потылице, наконец оснастился рычагом от домкрата. Мы вернулись к двери.

— Ну, на счёт «три». Раз, два, вперёд!

Ворвались в дом, размахивая импровизированным оружием и круша ядовитых гадин вместе с мебелью. Змей, попавшихся нам по пути, уничтожили с пяток. Предметов обстановки — значительно больше. Опасливо оглядываясь на живучих рептилий, продолжавших извиваться с перебитыми хребтами и разевать пасти отрубленных голов, добрались до угла, где, хрипя и задыхаясь, еле шевелился грузный мужчина. Лицо его внушало страх иссиня-багровой чугунностью, на пепельных губах пузырилась пена. Близ боковой стены опущенные на длинных шнурах яркие светильники в жестяных рефлекторах лили свет на перевёрнутый стол, месиво мокрых камней и расколотых стеклянных банок, из которых кое-где торчали посиневшие плоские трупики куриных эмбрионов — змеючий корм.

Оторвать от пола жертву страсти к хладнокровным нам удалось лишь с огромной натугой. В целях профилактики обострения пояснично-крестцового радикулита, мы, подхватив клиента под мышки, поволокли его волоком, отбрасывая ногами останки чешуйчатых гадов. Тяжко брякнув наземь полумёртвого клиента в тени крыльца, синхронно полезли в карман за носовыми платками — утереть взопревшие физиономии.

— Тяжёл боровок попался!

— Да, не пёрышко. Зови реанимацию громче.

Патрик полез в кабину теребить рацию, а я полез иглой в вену — ставить капельницу.

Гемодез в одну руку, глюкозу — в другую, лошадиные дозы гормонов и антигистаминных в резинку системы… Я крутился как белка в колесе. Чересчур много работы для двух рук! Сзади — шум мотора и визг тормозов, щелчки открываемых дверей. Похоже, спецы прибыли. Бодрый голос:

— Кого тут змеи зажрали?

Я бросил накачивать манжетку тонометра и привстал навстречу коллегам.

О, нет! Только не это! У каждой шутки должны быть границы!

Ко мне бодрым шагом приближалась восьмая псих-бригада — фельдшер Джонс с доктором Сейфул-оглы, на ходу сбрасывая с рук часы и поддёргивая засученные рукава. Я застонал и схватился за голову.

— Здоров, Шурик. БИТы идут с базы, так что рассчитывать на них нечего. А мы тут, считай, рядом были — десять миль всего. Дай, думаем, подмогнем коллеге.

Широченный, как дверь гаража, водитель ПБ-8 уже выволакивал из салона кислородный баллон.

Я слабо улыбнулся, не столько радуясь подоспевшей помощи, сколько забавляясь глупости своих мыслей.

— Да, парень, он у тебя кандидат на тот свет. Ничего, сейчас оживим.

И доктор выловил из недр своей обширной куртки флакончик с синими буквами на стекле «Антигюрза».

— Немного просрочен, ну, не беда. Будет возможность, сопри себе в больничке. По болотам, что ни день, лазаем — нужно иметь. Для себя хотя бы.

По прошествии некоторого времени стало очевидно, что клиент скорее жив, чем мёртв. Громко хлопнул задний люк тупорылого фургона бригады, поглотив носилки. Парни задержались на минутку рядом с нами.

— Шура, это ты так лоханулся с… — И врач назвал фамилию злополучной беременной.

— Что, уже вся округа знает?

— Было б что не знать! — в голос загоготали коллеги. — Она так сочно описывала интимные отношения с твоим водилой!

Ярко-алый Патрик готов был провалиться сквозь землю. Я вознамерился тоже похихикать, но тут до меня дошёл нехороший смысл сказанного.

— Стойте, стойте, а вы-то где её видели?

— В роддоме, друже. Нас туда на дополнительную консультацию сдёрнули по запросу поста из дурки. Санитарки неладное углядели.

— Что, действительно неладно?

— Ага. Послеродовой психоз.

Сердце моё ухнуло, стукнувшись о рёбра.

— Послеродовой?

— Да. Схватки начались ещё в дороге. Еле-еле успели довезти, как тут же опросталась.

— И… как?

— С ней всё путём, если не считать, что душевная болячка обострилась. А ребёнок мёртвый. Мы видели плод. Симпатичная была девчушка. Она и хотела девку…

Мир пошатнулся и рухнул, придавив меня тяжестью острый обломков.

Приказ о вынесении мне выговора, красующийся в центре доски объявлений у входа, тревожил меня меньше всего. Так, как сам себя терзаю, ни одно взыскание не заденет. Ну почему я его не успел перехватить? Ведь прямо под глазами сидел! И где была моя голова, когда беременную бабу от заведомо плохого больного (предупреждала же Рат!) подальше не убрал?!

Смешно, должно быть, звучит при моём стаже работы на «Скорой», но лично я до сих пор не был виновен в смерти ни одного пациента. Конечно, под руководством уважаемых господ докторов жмуриков за эти годы целый штабель произвёл. Но то — на их врачебной совести. А на моей этот родившийся мёртвым ребёнок — первый…