Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II

А теперь субъективные ягодки. В результате заранее спланированного (наверное, самим королём Фридрихом Барбароссой) грамотного обходного манёвра две колонны техники Моделя свернули в давно обозначенное на карте болото, а Красная армия добавила им ещё чуть драматизма.

Так лихо 22 июня для Моделя начинался блицкриг. Так начал воевать на востоке «главный пожарный Гитлера и гений обороны». Попутно – гений-апологет тактики «выжженной земли», за что ему, застрелившемуся, пусть вечно икается, пока он крутится в гробу пропеллером.

К исходу дня обладатель монокля прошёл восемнадцать километров, причём половину из них – вытянувшись в две нитки по шоссе и железнодорожной насыпи, следуя чуть ли не параллельно советско-германской границе [194].

Пехота его в этот раз подвела. Наступление 31-й дивизии приостановилось, наткнувшись на позиции укреплённого района с засевшей пехотой и полевой артиллерией. Со стороны леса били русские гаубицы, старавшиеся успеть везде, посылая снаряд за снарядом на их батареи и понтонные парки.

За оборонявшимися русскими на железнодорожной насыпи полыхали костры вместо мостов. Ещё несколько характерно зловещих дымов поднимались дальше, вероятнее всего на шоссе.

На этом берегу требовалось вспомнить устав и атаковать по всем правилам. Разведать цели. Подтянуть к пехоте тяжёлое оружие, расстрелять огневые точки прямой наводкой из артиллерии.

Их ждали, определённо ждали, но почему-то не действовали всеми силами, а, очень похоже, заманивали, как Наполеона в 1812 году.

Паранойя у врага – тоже оружие. Удар наносило прошлое. Немцы очень не хотели повторять ошибку великого француза, не сумевшего разгромить, уничтожить или деморализовать русскую армию в приграничном сражении.

Первые два часа боя бывший полковник ожидаемо выигрывал по очкам.

Тем временем к взорванному русскими железнодорожному мосту через Буг, медленно набирая скорость, приближался горящий железнодорожный состав, собранный из разнокалиберных цистерн с нефтепродуктами. Пригодилась и двойная колея.

Расстреливаемая из орудий прямой наводки сцепка из двух паровозов в облаках пара всё-таки дотолкала груз до провала. Увлекаемые друг другом цистерны с заранее открытыми люками падали в реку, бились друг о друга, выплёскивая мазут, керосин, масло и бензин.

Горящее пятно у моста, увеличиваясь, сползало в сторону почти готового понтонного моста [195]. Течение у Буга сильное, стремительное, на быстринах и крепкого мужика опрокинет с ног.

Пусть пионеры вермахта переправу и не отстояли, зато не пустили огонь дальше, заставляя выгореть нефтепродукты именно здесь, сокрушаясь об утрате одного очень ценного для блицкрига понтонного парка.

Едва перестала бушевать метель из осколков металла и бетона, Ненашев вновь полез в «скворечник». Дореволюционный русский железобетон выдержал обстрел, но поверхность форта местами больше походила на лунный пейзаж.

Из развороченной земли поднимался сизый дымок с неприятным запахом сгоревшего тротила. Судя по осколкам и размеру воронок, их обработали из 15-см пушек.

Неплохо! Чем больше калибр, тем больше уважения.

– Товарищ майор, смотрите!

Самолёты шли на батареи полка Царёва.

Долго соображали. Вернее, вызывали пикировщики, ругаясь с люфтваффе. Час-полтора отставной полковник отводил на каждую просьбу вермахта поддержать его авиацией, собрав однажды сухую статистику.

Для люфтваффе задача дня – работать исключительно по аэродромам, даже в ущерб поддержке наземных войск. Но если выставили пикировщиков, значит, наступил Костя своими пушками немцам на больную мозоль.

Есть такой рецепт против блицкрига – манёвр огнём тяжёлой артиллерии. Массовым, когда стреляют не батареями, а дивизионом, полком на значительное расстояние, не успев добраться до места прорыва колёсами, но разрывами снарядов закрывая врагу дорогу. Но тут ещё и корректировали огонь!

– Воздух! Царёв, расчётам в укрытие! – проорал Панов связисту. Мало ли, не увидел, не осознал Константин опасности.

Девятка самолётов разделилась на две группы.

Три «Юнкерса» накренились на крыло и один за другим вошли в пике. Панов знал, что сейчас завыли ветровые сирены. С каждой секундой звук становился всё выше. Нырок с высоты пяти километров до девятисот метров – примерно полминуты звукового воздействия. В бинокль Саша не видел, далеко, но знал, что в этот момент от самолётов отделяются осколочно-фугасные бомбы.

Он плюнул и пожелал пилотам штурцкампффлюгцойга из 77-й пикировочной эскадры если не сдохнуть, то хорошенько проблеваться. Последнее, как никогда, выполнимо. Перегрузка, и после полётов кабины часто мыли.

А внизу бойцы сейчас теряют самообладание, застывая в ступоре или впадая в панику. Этот звук буквально ввинчивается в мозг, вызывая страх, перемалывающий остатки разума. Так ещё долго будет на войне. Нет и не будет ничего страшнее для необстрелянных войск, чем «психические бомбёжки» [196].

Но ничего, спустя несколько дней, навидавшись «художеств» пилотов люфтваффе, в самолёты с крестами начнут стрелять из всего, что окажется под рукой: из автоматов, винтовок, пистолетов. Пусть с редким результатом, но не впадая при этом в прострацию [197]. Вешать на деревьях надо тех крылатых фашистов.

Счетверённые пулемётные установки с «Максимами» под разрывами бомб прекратили огонь. Ясно, первой целью стали скудные средства ПВО. Им на открытых позициях из дыма стрелять несподручно.

Следующая шестёрка «Юнкерсов» заставила майора буквально зашипеть от злости. Вот что задумали, гады! Решили не менять противоаэродромную начинку, а тем же боеприпасом ударить по площадям. Под крыльями в оптику виднелись не бомбы, а контейнеры. Два под крылом. В каждом чуть больше ста бомб с весом по два килограмма. «Дьявольские яйца», способные поразить квадрат где-то триста на триста метров [198].

«Дьявольским» прообраз кассетной бомбы назван самими лётчиками люфтваффе за излишнюю непредсказуемость. Сумрачные гении рейха, словно издеваясь, заставили своих пилотов «высиживать» штучку с взрывателем, случалось срабатывающим прямо в бомболюке. Все недостатки покрывала эффективность. На земле вырастали первые «ковровые дорожки», поражающие технику и людей вне укрытий [199].

Для SD-2 создали три разных взрывателя: ударный, замедленного действия и тот, который делал из бомбы неизвлекаемую мину. Последний вариант – постоянная головная боль наших аэродромов, вошедшая в устную историю с незатейливым названием «лягуха» или «жучок».

Эффект пропал, когда советские зенитчики наконец перестали суетиться, получили мелкозернистую по калибру артиллерию и очень возлюбили, как цель, низколетящий бомбардировщик люфтваффе. А так, в начале войны, под матерки пехоты палили в белый свет, как в копеечку [200].