Александр Антонов - Звёзды против свастики. Часть 2

– На ходу, всё на ходу! – сказал Маргелов, заметив, что возня у самолёта прекратилась. Документы лётчика он убрал в карман, так и не посмотрев.

Группа спешно покинула поляну, удаляясь одновременно от мест приземления и самолёта и планера.

И самолёт, и планер немецкие поисковые группы обнаружили почти одновременно. При приближении к самолёту один из немцев не заметил, как порвал сапогом тонкую проволоку. Тут же со стороны кабины пилота заработал пулемёт. Немцы залегли и открыли ответный огонь, не подозревая, что воюют не с человеком, а с хитроумной придумкой. Сами авторы ловушки были уже в паре километров от места боя и весело переглядывались между собой. Истратив боезапас, пулемёт смолк. Когда немцы вплотную окружили машину, взорвалась заложенная десантниками мина, её примеру последовали топливные баки. Чуть раньше, в километре от этого места при похожих обстоятельствах взорвался планер.

К месту встречи группа Маргелова вышла в назначенное время…

Комендант Армии Крайовой – подпольный псевдоним «Грот» – был и обеспокоен и недоволен. Обеспокоенность не покидала его с того самого момента, как по приказу, полученному от генерала Холлера, он перенёс свой штаб из Беловежской пущи ближе к Белостоку. Недовольство коменданта вызывали действия союзной десантной группы, что, вопреки обговорённому плану, прибыла под такие «фанфары», которые подняли на ноги все окрестные немецкие комендатуры. То, что в итоге всё обошлось, и гостей доставили в штаб, не понеся по дороге потерь – если не считать раненного русского лётчика, которого они принесли с собой, – не сделало коменданта добрее, и встречать гостей он вышел с хмурым лицом. Каково же было его удивление, когда от группы одетых в одинаковый камуфляж диверсантов отделилась фигура, и на чистом польском произнесла:

– Я вижу, Стефан, ты совсем не рад нашей встрече?

– Кшиштоф? – всматриваясь в небритое лицо, сделал шаг навстречу комендант.

«Как и следовало ожидать – он поляк, – подумал Маргелов. – По-русски или не говорит вообще, или, скорее всего, говорит, но с сильным акцентом. Потому и молчал всё время».

Встреча со старым знакомым, под стать ветру, что гонит прочь чёрные тучи, согнала недовольство с лица коменданта, отчего оно (лицо) сделалось, можно сказать, приветливым. Таким он и предстал перед остальными участниками группы. Обменялся рукопожатием с Лисом и Маргеловым, остальных удостоил коротким кивком, на том представление и закончилось. После этого группа разделилась. Лис ушёл с польскими командирами, а группа сопровождения отправилась к месту отдыха…

– Благодать! – Зубр раскинул руки и спиной вперёд рухнул на сено. – Лучшего отдыха, чем на сеновале, для лета и не придумаешь!

– Не скажи. Шалашик на берегу реки тоже ничего, – возразил Шершень.

«У каждого своя правда», – с усмешкой подумал Маргелов, направляясь в сторону двери. Ему самому, например, вспомнилась пуховая перина, что горой возвышалась на кровати в светёлке одной гарной дивчины. В проёме он столкнулся с Доком, который сопровождал в лазарет раненого лётчика.

– Как там наш «сокол»? – поинтересовался Маргелов.

– Польский врач подтвердил мой диагноз, – ответил Док. – Жизнь парня вне опасности. Вот только нога. Она его тоже беспокоит. Думает, что требуется операция, и чем быстрее, тем лучше. Но это должны решать специалисты. Короче, парню показан госпиталь.

Маргелов кивнул и вышел на улицу. На свету он достал из кармана документы лётчика, в которые так и не удосужился заглянуть. А заглянув, призадумался. Потом вернулся в сарай, чтобы отдать короткое распоряжение, и пошёл искать Лиса.

Совещание у коменданта шло к завершению. Лис заканчивал докладывать план совместной операции, разработанный в Москве генштабами союзной и польской армий. Да, да! После вступления СССР в войну, интернированные на территории Союза польские части вновь обрели статус Войска Польского. А Армия Крайова, на минутку, этого статуса никогда и не теряла. Потому и Грот, и сопровождавший Лиса представитель польского Генштаба, надели на совещание мундиры польских полковников, а Лис предстал в своём истинном обличии генерал-майора союзной армии.

– Таким образом, – посмотрел Лис на Грота, – почётное право освободить Белосток от фашистов предоставляется вашим частям, пан полковник!

«Русским не откажешь в благородстве, – подумал Грот. – Основные силы противника будут уничтожены на подступах к городу, и в самом Белостоке вряд ли кто окажет серьёзное сопротивление. Правда, до этого предстоит совместными усилиями осуществить дерзкий план, только что изложенный русским генералом».

Грот встал и протянул руку Лису, который после окончания доклада ещё не садился.

– Пан генерал, – торжественным тоном произнёс комендант. – Заверяю вас, что находящиеся под моим командованием части Армии Крайовой выполнят поставленную перед ними задачу!

Маргелов уже минут сорок маялся неподалёку от штаба в ожидании Лиса, и как только увидел на крыльце, сразу к нему устремился. По выражению лица спецназовца Лис понял, что случилось нечто экстраординарное, но говорить позволил только после того, как они отошли в сторону. Впрочем, поначалу слов не было. Маргелов молча протянул Лису документы раненного лётчика. Тот раскрыл корки и аж присвистнул: – Ни себе фига! – Потом посмотрел на Маргелова: – Когда можно организовать связь с Москвой?

– Хоть сейчас, – ответил спецназовец.

– Пошли!

То, что подчинённые стараются ходить на цыпочках, а в коридорах «Звёздочки» при его приближении смолкают разговоры, Сталин не замечал. Прозвучавшие накануне слова «Самолёт вашего сына был сбит в воздушном бою во время налёта нашей авиации на вражеский аэродром вблизи Белостока» ещё оставляли надежду. Но последовавшие за ними «Авиаразведка обнаружила на месте предполагаемого падения останки взорвавшегося самолёта» звучали уже как приговор. Он не пошёл этим вечером домой: боялся посмотреть жене в глаза, работал всю ночь, хотя к кабинету примыкала комната отдыха. Он не гнал мысли о сыне – это невозможно, просто забивал их другими, отодвигая на второй план.

Когда порученец ворвался в кабинет с бланком радиограммы в руке, Сталин буквально вырвал её у него из рук. Трясущимися пальцами развернул бланк, одновременно слушая торопливые пояснения: «Сообщение от Судоплатова. Было зашифровано его личным шифром». Сталин прочёл и как-то сразу обмяк, поспешно отвернулся. Увидев, как задрожали плечи патрона, порученец пулей вылетел из кабинета.

Вечером жена встретила его вопросом:

– Что с Васей?

«Как они ухитряются чувствовать беду на расстоянии?» – не в первый раз за свою долгую жизнь подивился Сталин, имея в виду матерей. Ободряюще улыбнулся и ответил: