Андрей Валентинов - Небеса ликуют

Камень на шею — ныряем!

Виньетка, незнакомый герб — острый зигзаг с крестом на среднем выступе. Буквы: БХГВЕКМЗ. Наверно, «Богдан Хмельницкий Гетьман…» — и все прочие титулы. Ага, вот: «Согласно с волей и условием Е. Кор. М., пана моего милостивого, до того Реестру, печать войсковую приложив, рукой собственной подписал Богдан Хмельницкий…»

Подписи нет — копия. А жаль, хотелось бы взглянуть на руку capitano!

Внезапно я почувствовал интерес — острый, жгучий. Список наших врагов — тех, кто надолго (не навечно ли?) сокрушил власть Святого Престола над Русью. Они не боялись, не прятали свои имена, словно бросая вызов современникам и потомкам. Это мы! Мы, черкасы днепровские, лыцари православные!..

«…Полк Чигиринский. Полковником же его милость гетьман Хмельницкий. А в том полку в первой сотне чигиринской:

Тимош Хмельницкий, гетьманич; Иван Чернята, обозный войсковый; Михайло Лучченко и Демко Лисовец, осавулы войсковые; писарь войсковый Иоанн Остафиевич; Васько, бунчужный, Опанас Процовкин, хорунжий…»

Все ясно! Гвардия! Волк, волчонок и вся стая. Не здесь ли брат Паоло? Нет, он из Киева, значит, надо искать дальше…

Имена, имена, имена… Полк Черкасский, полковник Ясько Воронченко, сотни Мошенская, Богушкова, Пищанская, сотники Фесько Шубец, Петро Синоданович. И снова — имена, имена…

Полк Каневский. Может быть, он здесь? Полковник Семен Савич, шестнадцать сотен: Межирицкая, Терсхтемировская, Ржищевская, Масливская… Сотники — Иван Стардуб, Максим Кулий, Демко Креховецкий…

Полк Корсунский, полк Белоцерковский…

Я прикрыл глаза. Сизифов труд — даже если искать только среди сотников. А ведь Павло Полегенький мог быть осавулом, десятником — или вообще не попасть в реестр.

— То пан Адам устал?

— Да, пожалуй…

Нет, не устал. Просто стало не по себе. Я словно воочию увидел их — мрачных усачей в жупанах и черкесках, в мохнатых шапках и красных шароварах. Бесконечные шеренги живых и мертвых, вставших за свою проклятую схизму и диких попов. Наука, культура, книги, театр, музыка — все, чем дорожим мы, стали навозом под их сапогами. Этих не подкупить, не напугать, не обмануть сладкими речами.

Чингисханы! Гунны во главе с усатым Аттилой, гордо носящим герб с острым зигзагом и крестом.

Неужели мы проиграли? Германия, Япония, Абиссиния, Русь…

Я должен ненавидеть их, моих земляков, отвергнувших свет Истинной Веры. Но… Но, будь у инки Атауальпы такие усачи, кто бы сейчас помнил о Писарро?

— То пан просто не умеет искать. Если пан Адам не против, я сам погляжу. Всех я, конечно, не помню, но, думаю, к вечеру…

Негромкий голос пана старшого канцеляриста прозвучал словно «Лазарь, воскресе!». Я с надеждой поглядел на этого излишне серьезного молодого парня.

— Пан Хвилон окажет мне сикурс? То он не останется внакладе!

Внезапно он рассмеялся — негромко и совсем не весело.

— Пан Гуаира слишком долго жил в своих Индеях. Мне не нужны ваши таляры, пане Адам! Я помогу вам не только из долга гостеприимства, всеми христианами чтимого, но из потребности не околеть от скуки, раз уж велено мне оставаться здесь.

Я понял — парня не пустили на войну.

— Вечером найду вас, пан Адам. Имею надежду, что спутники ваши пребывают в здравии добром, равно как панна, что из неволи турецкой выбегла.

Укол! Да еще какой! Сидит себе в сарае школяр в очках, ничего не видит, ничего не слышит. А вокруг — ни сторожи, ни караулов…

— Сейчас у нас в посаде места на всех хватит. Дивное дело — крамари иудейские еще зимой за море подались, так что и торговать некому. Слыхать, мессия у нехристей этих объявился!

Мессия? Что-то очень знакомое!

— Шабтай Цеви из Смирны. — Я поглядел ему прямо в стеклышки окуляров.

И мы не одним лыком шиты!

— Так… И не только отсюда выбегли, но из городов польских, немецких и даже свейских. Вроде бы идут они в град Иерусалим, потому как свету конец настает.

Он не шутил, да и мне стало не до шуток. Не нам ведать сроки, но чем-то история эта не нравилась мне с самого начала.

…И ты Смирна, град османский, ничем не меньше воеводств Иудиных…

Я уже повернулся к двери, когда сзади послышалось негромкое:

— Вспомнил!

Я обернулся — пан школяр улыбался, словно и вправду решил мудреную задачку на исчисление дробей.

— Принцем Молдова считать должно покойного владыку Петра, прозывавшегося Могилой, поелику и он из рода володарей Ясских.

…Бетельгейзе — принц Краков, Ригель — принц Молдова. Его мосць Станислав Конецпольский, гетьман коронный, и Петро Могила, митрополит Киевский.

Имя звезды Капеллы я угадал сам. Регус Ваза — Его Королевская Милость Владислав Ваза, покойный государь Полонии и Литвы.

Вначале я увидел пыль. То есть не увидел — почувствовал, вдохнул, поперхнулся…

— Вали! Вали немца! Покотом, покотом!

Пыль!

Я отступил на шаг, уперся спиной в теплые доски куриня. Там, за клубящейся завесой, что-то падало, каталось по земле, хрипело, булькало.

— Покотом! Вали немца! Нем-ца! Нем-ца! Нем! Ца! Знакомых немцев у меня отродясь не было, даже в коллегиуме, но странное предчувствие заставило зажмуриться, надвинуть шляпу на брови и…

— А-а-а-ах! Ай, немец, ай, силен пан латинщик!

…нырнуть прямо в душное облако. Чувствовал я, чувствовал, и шевалье чувствовал, недаром все о засаде толковал!

Шевалье дю Бартас, голый по пояс, гордо выставив серую от пыли бородку, возвышался над поверженным усачом. Тот лежал на лопатках, по уши утонув в серой пыли. Голая пятка пикардийца упиралась противнику в грудь.

Зрители — десятка два чубатых и усатых — качали головами, оживленно обсуждая только что виденное:

— Ой, кинул Мытряя немец! Ой, кинул! Ой, все печенки отбил! Ой, весело ж, панове, было!

Босая пятка чуть приподнялась, и Мытряй резво пополз в пыли, оставляя за собой глубокую борозду.

— Ну, чего, хлопцы, товарищи войсковые! — Широкоплечий черноусый крепыш неторопливо шагнул вперед, расстегивая сорочку. — Или никто из вас немца не свалит? Неужто мне, отаману старому, самому доведется?

Товарищи войсковые потупились, не спеша с ответом. Дю Бартас небрежным движением отряхнул пыль и, повернувшись ко мне, подмигнул.

Я облегченно вздохнул. Без засады не обошлось, но славный шевалье и сам справился.

Или нет?

— Не спеши, батька Ладыжник! — Худой костлявый усач одним движением сорвал с плеч рубаху, ударил босой пяткой в пыль. — Мы и сами немчуру сопаткой в землю ткнем! Ну, чо, Бартасенко, или как тебя там? Становись, цап бородатый!

— Любо! Любо! — прогремел слитный хор. — Давай, Дух, свали, свали немца!

Шевалье дернул бородкой, смерил костлявого Духа пренебрежительным взором.