Виорель Ломов - Архив

Последние слова Софья промолвила заплетающимся языком. Она склонила голову на стол и уснула. Шел первый час ночи. Гости на цыпочках покинули комнату.

– Софья – чудо! – взволнованно шептали они в прихожей, сверля глазами Суворова. – Какой голос! Как она рассказывает! Она актриса? Это что, из новой пьесы? Неужели Булгаков? Продолжение «Турбиных»? Но как она вас подвела под потомка полководца Суворова!..

– Да какой там потомок? Внук крепостного из Орловской губернии!.. – воскликнул Суворов, пытаясь судорожно вспомнить какое-нибудь слово попроще. – Рабкрин!

– Просто удивительно! Мы заслушались! Ее только в Театр Революции! Да-да, она не уступит Бабановой! Не прячьте ее от общественности, Георгий Николаевич!

– Да не прячу я ее. Она только сегодня приехала ко мне, – устало сказал он.

Суворов бережно переложил Софью на кровать, прикрыл ее одеялом, а сам всю ночь просидел за двумя оставшимися бутылками превосходного грузинского вина, от которого ему пять лет назад было так горько, а сегодня ничуть не слаще.

Светила полная луна. Снег лежал пухлый и тихий. От того, что он серебрился в свете луны, возникло странное чувство несовместимости его мягкости и жесткости. «Совсем как я», – подумал Суворов. Стало светать. Софья всё спала. Надо было идти на работу, но никуда не хотелось идти. Он вдруг подумал, что согласен сидеть вот так до скончания века в этой комнатке, только чтобы рядом спала Софья. Спала, но не просыпалась!

Небо напоминало голову седого хмурого старика. «Вот он откуда, верховный бог всех мифологий», – подумал Георгий и не успел попросить его (небо) о сокровенном, как Софья проснулась и сладко потянулась в кровати.

– Пошел на работу, – сказал Суворов. – Приду часа в три. Скучать не будешь?

– Как сладко спалось. Сто лет так не спалось. Снилось, знаешь что? Снился дом, в котором мы все пели и плясали. Второй этаж и разбитое окно снилось. Дорога, белая луна над ней, синие тени, ледяная вода, черная кровь на руке… Помнишь?

Георгий понял, что Софья вспомнила ту ночь, когда она выпрыгнула с Лавром в окно.

– У тебя жар, – сказала Софья, пощупав ему лоб. – Как придешь с работы, тут же марш в постель! Ты что, всю ночь так и просидел у окна?

– Просидел, – признался Георгий и зевнул.

– Я же говорила тебе вчера: валетиком. Вот дурачок!

– Ну я пошел.

– А поцеловать меня? – на глаза Софьи навернулись слезы.

Георгию стало не по себе. Ему показалось вдруг, что Софья воспринимает его как Лавра. А когда он идет как неизбежное дополнение к Лавру и где он, Георгий, не может быть Лавром, у нее и выплывает «младший брат», «валетиком»…Он поцеловал ее в щеку, она улыбнулась.

– Вот, это совсем другое дело. Я столько ехала к нему, а он как неродной! Ключ оставь.

С тяжелым сердцем Георгий покинул комнату, и те несколько часов, что провел он в транспорте и на кафедре, никак не развеяли его тягостных мыслей. Одно понял совершенно четко: он по-прежнему любит Софью, по-прежнему готов сделать для нее всё, что угодно, кроме одного. Он не может добровольно стать для нее Лавром. Не может!

Георгий Николаевич пришел домой с намерением составить разговор с Софьей. Он не знал толком какой, но ему очень хотелось, чтобы она и обращалась к нему, и говорила о нем, и думала о нем не словами «он», «Суворов», а только «Георгий».

Софья хлопотала возле керогаза, пахло жареной картошкой. Суворов уже и забыл, что на свете существует этот чудный запах.

– Картошка у вас хорошая. Я сходила на рынок, дешевле, чем у нас. У нас картошка совсем дрянная. За килограмм тележку мандаринов дают.

– Какой запах! – Георгий потер ладони. – У меня, кстати, баночка огурчиков есть, солененьких. Эх, водка нужна! Я сбегаю. Тут внизу.

– Я купила, – улыбнулась Софья.

В глазах ее появилось то, что отличало ее от всех других женщин, и Суворов догадался, что: отсутствие корысти. «Неужели я стал стареть и уже анализирую глаза женщин с этой стороны?»

– Софи, прошу тебя, при гостях не говори о том, что я потомок Суворова. И вообще…

– А когда я говорила? – беззаботно спросила Софья.

Георгий боялся расспрашивать ее о прошлом. Ему казалось, что любой его вопрос отзовется в ее сердце болью и воспоминаниями о Лавре и Юре. Но она сама заговорила о них. О Грузии, о Тифлисе, о Вахтанге, и о Лавре с Юриком. Сегодня в ней не было ничего странного, и вчерашнюю ее некоторую экзальтированность Суворов приписал на счет железной дороги и тяжелой, что там говорить, встречи. Да и этот ее вымышленный день рождения, гости, воспоминания, ее монолог, напоминающий стон. Он уже стал сомневаться, да точно ли она принимает его за Лавра или это ему вчера только так показалось? И она вчера как сомнамбула была.

– От Анвара были известия?

– Нет. Ушел за Лавром. Он мне тогда еще признался, что одного Лавра никуда не отпустит. Ушел, а мне дорогу не показал…

Георгий выпил пару рюмок водки, Софья свою лишь пригубила. Он уже собрался налить еще одну, как в дверь постучали. Георгий недоуменно посмотрел на часы, на Софью, на дверь.

Зашла молодая женщина в платке, повязанном по-купечески. С нею была девочка лет двенадцати в шубке, сапожках на шнурочках, перчаточках и берете.

– Здравствуйте, – у женщины был звучный голос, и по одному слову было как-то сразу понятно, что у нее правильная речь. – Я Мартынова Ирина Аркадьевна. Это моя дочь Надя. Я пришла, Георгий Николаевич, чтобы обговорить с вами условия.

Суворов забыл, что знакомые (по просьбе тетушки Адалии Львовны)рекомендовали ему эту женщину в домработницы и предупреждали, что она придет именно сегодня.

– Проходите. Раздевайтесь. Прошу к столу. Это Софья Левоновна. Надя, садитесь на кровать. Вот мандарины. Угощайтесь. Ирина Аркадьевна, водочкой не побрезгуете? Других напитков, извините, нет.

– Не откажусь, благодарю вас. Я так полагаю, что разговор пойдет не об этом… жилье?

– Нет. Я через месяц переезжаю в двухкомнатную квартиру, тут неподалеку.

– Да, я слышала, вам ее выделили как профессору.

– Будущему.

– А почему ты мне ничего не сказал? – спросила Софья.

Ирина Аркадьевна удивленно взглянула на нее.

– О чем, Софья Левоновна?

– О том, что ты профессор и у тебя квартира?

– Прости, не успел. Не только сказать, а и получить ни того, ни другого. Я пока что кандидат наук. Софья Левоновна гостит у меня второй день, – пояснил он Ирине Аркадьевне.

– Как второй? Я уже столько лет с тобой!

Суворов криво улыбнулся.

– Георгий Николаевич, – Ирина Аркадьевна приподняла брови (они у нее были выщипаны по последней моде). – Может, мы придем в другой раз?

– Что вы, что вы! – воскликнул Суворов. – Мы действительно не виделись целую вечность, но это совсем не значит, что мы перенесем наш разговор. Так ведь, Софья Левоновна?