Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа

И только когда письмо уже было готово к отправке, в больной голове коменданта промелькнула, было, мысль о том, что с таким эскортом сюда могла приехать инкогнито сама Иоланда Анжуйская, но… «Мало ли что! Никаких указаний на этот счет я от своего герцога не получал, – решил комендант. – Герцогиню эту в глаза не видел, откуда мне знать… Происшествие странное, я обязан о нём сообщить и – точка!».

Лувр, обычно более похожий на съезжую, из-за вечной толчеи в его залах и коридорах, по мере приближения к покоям короля, делался всё пустыннее, тише и холоднее.

В этом крыле почти не топили потому, что от каминного жара у его величества то и дело случались удушья, и подмерзающая свита, разбивая по утрам ледяную корку в тазах для умывания, не уставала молиться о том, чтобы грядущая зима не оказалась слишком суровой.

Три-четыре раза в день через приёмную проходила вереница лекарей с лицами, давно уже озабоченными не столько состоянием короля, сколько состоянием собственной озабоченности. Потом, примерно с полчаса, туда-сюда сновали слуги, вынося дурно пахнущие вёдра, какие-то склянки и полотенца, потом ненадолго заходили Великий управляющий двора и секретарь его величества, а потом наступало затишье, которое скучающие стражники давно уже приспособили для безнаказанной игры в кости.

Даже бурные события августа, когда партии арманьяков удалось, наконец, выгнать из Парижа Жана Бургундского и заполнить Лувр новыми лицами и новыми веяниями в политике, никак не всколыхнули стоячие воды этого отчужденного мирка безумия и скуки. Здесь никто громко не разговаривал, никто не смеялся и не пел. Выстуженные покои лишь номинально оставались первыми покоями королевства, стороной их обходили не только люди, но и сама Жизнь.

Давным-давно заведенный порядок одеваний, раздеваний, приёма лекарей, еды, ими прописанной, и лиц, привычно необходимых, как те же раздевания и умывания, нарушался только по желанию самого короля, которому в минуты редкой светлости ума вдруг срочно требовалось куда-то ехать или кого-то увидеть. Но желания короля бывали, как правило, так неуверенны и переменчивы, что порой, спешно вызванный посетитель, потоптавшись в приёмной несколько часов, так и уходил восвояси, ломая голову – для чего вдруг понадобился? А снаряжённая для выезда карета сиротливо торчала во дворе до следующего утра, и только конюхи, выносившие лошадям еду, ласково уговаривали их потерпеть ещё немного: «Скоро его величество передумает, и мы вас снова, в стойло…»

Вот и сегодня, в один из ранних декабрьских дней, перед закрытыми дверями королевского кабинета, уже около часа, прогуливались двое – мальчик, лет девяти и мужчина, одетый в простой тёмный камзол.

Назначенный им срок давно миновал, а к приглашённым до сих пор никто не вышел. Оба без особого интереса пронаблюдали за обычным ритуалом выхода слуг с результатами лекарского осмотра, затем проводили завистливыми взорами проносимые мимо блюда королевского обеда и тяжело вздохнули – ждать предстояло ещё долго. Поэтому, спасаясь от скуки, мальчик принялся рассматривать старинный гобелен на стене, а мужчина начал давать пояснения тому, что было изображено.

– Это сцена из знаменитой «Битвы Тридцати», – говорил он, снизив голос до шёпота. – Она произошла в Бретани во времена правления вашего прадедушки, короля Иоанна Доброго. Бретань тогда принадлежала герцогу де Блуа, но во время войны он попал в плен из-за предательства графа де Монфор, и позже по мирному договору, заключённому между королем Филиппом и английским Эдуардом, часть его владений, включая и главнейший город Кале, отошли Англии в полное владение…

– Значит, там Кале? – тоже шёпотом спросил мальчик, показав на изображенную в левой части гобелена крепость.

– Нет. Это замок Плоермель на границе английской Бретани. Его комендант, сэр Бемборо, плохо обращался с местными жителями, что и послужило причиной вызова на бой…

Мужчина поманил мальчика к правой части гобелена.

– Видите, на холме? Это замок Жослен, остававшийся во владениях Франции. Его гарнизоном командовал Жан де Бомануар – рыцарь, перед которым каждый француз, достойный носить оружие, обязан преклонить колено и снять шлем!

– Это он вызвал англичан на бой? – спросил мальчик.

– Он подписал с Бемборо турнирное обязательство, по которому тридцать рыцарей-французов вызывали на поединок тридцать английских рыцарей и давали клятву не уходить с поля сражения до тех пор, пока рыцари одной из сторон не будут убиты или взяты в плен.

Глаза мальчика восхищенно сверкнули.

– Ух ты! Я бы на такой бой вызвался!

– От бретонских рыцарей тоже не было отбоя, – с тайной завистью вздохнул мужчина. – Мессир де Бомануар вынужден был обидеть отказом очень многих, отобрав тридцать самых лучших. Зато Бемборо так и не смог собрать заявленное число. Недостаток он добирал из наёмников германцев и вассалов графа де Монфор…

– Значит, это германец? – перебил мальчик, рассматривая изображенного в самом центре свирепого воина с огромным молотом, занесённым над головой противника.

– Нет, это скорей всего Бильфор – англичанин. Он дрался молотом, который весил двадцать пять фунтов!… А рядом с ним, наверное, Гюштон, судя по кривому ножу, прозванному «дъявольским когтём»…

– А это кто? Весь в крови…

– Это сам де Бомануар. В бою он был ранен и, теряя силы, просил пить у своего соратника Жоффруа дю Буа… Видите, он вот здесь, на первом плане, вонзает меч в тонкую щель между доспехами Бемборо…

– Он его убил?!

– Да, убил. А своему командиру ответил: «Пей свою кровь, Бомануар, и жажда пройдёт»…

– И Бомануар пил?!!!

От восторга и ужаса мальчик даже не заметил, как повысил голос, напугав задремавших стражников.

– Нет, конечно, – покосился на них мужчина. – Но ответ дю Буа воодушевил рыцаря. Силы его словно удвоились, и он вновь кинулся в гущу боя.

Мальчик ещё раз осмотрел яркие фигуры, кучно бьющиеся на тесном поле гобелена.

– А разве смерть командира не означает полного поражения? Если Бемборо убили, Бомануар мог больше не сражаться.

– Нет, не мог. – Глаза мужчины мечтательно блуждали по вытканным далям Жослена и Плоермеля. – Турнирное соглашение – это слово чести. И если оговорено, что бой заканчивается лишь, когда последний воин одной из сторон лишается оружия, сил или жизни, значит, так и будет, даже если командира убьют одним из первых. На место Бемборо встал его оруженосец Крокар и продолжил бой не хуже любого из рыцарей…

В этот момент дверь в кабинет короля бесшумно отворилась, и на пороге показался герцог де Бурбон – верный сторонник Бернара д'Арманьяк, недавно назначенный при его посредстве на должность Великого управляющего двора. Приложив палец к губам, он дал понять подобравшимся стражникам, что мешать беседующим и реагировать на его появление не нужно и сам с интересом прислушался.