Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа

А уж Париж, господа, во все времена был всем столицам столица!

Парижский особняк графа Арманьякского входил в приданое мадам Бонны неуклюжим и мрачноватым строением, бочком зацепившимся за аристократический квартал. Переделок и усовершенствований он пережил немало, но ни одно не смогло украсить его больше, чем изменение в общественном положении самого хозяина.

Не самый многолюдный в прежние времена, теперь этот особняк не успевал перевести дух между посетителями. В дневное время весь его внутренний двор и первый этаж выглядели не хуже дворцовых галерей в часы приемов. Просители, секретари и посыльные множились и убывали в зависимости от того, находился ли граф Бернар дома, или уезжал в какое-то другое место по делам государственным. Зато торговцы всякой снедью, цирюльники и нищие к воротам особняка только прибывали и прибывали, заполняя собой крошечную площадь перед входом. Все они прекрасно понимали, что здесь не дворец, и никто их прочь не погонит, но посетители, томящиеся в ожидании, обязательно захотят перекусить, подравнять, от скуки, отросшие волосы, рвануть больной зуб, или, выходя от всесильного графа в хорошем расположении духа, бросить монетку-другую нищему калеке, которого, идя сюда с грузом проблем на плечах, раздраженно пнули ногой.

Прежней немногочисленной челяди для обслуживания уже не хватало. Пополнение из окрестных деревень набирали лично старшая фрейлина графини и секретарь графа. И странно, наверное, было этим деревенским жителям наблюдать, как с наступлением темноты улица перед особняком не пустела и в благодатный сон не погружалась. Она только меняла свое лицо, окончательно избавляясь от нищенских лохмотьев и торговых лотков, и преображалась в даму знатную, не пачкающую ног о грязь мостовой. Длинные вереницы скороходов с факелами то и дело подбегали к воротам, обрамляя дымным ореолом то богато украшенные носилки, то карету, то дорожный возок. Но двери следовало распахивать перед всеми одинаково широко, потому что и на самом невзрачном экипаже, оранжевым отблеском от факельных огней, мог блеснуть герб, составлявший не только славу Франции, но и её богатство.

Так и случилось вьюжной ночью конца ноября, когда управляющий графа Арманьякского, с бесконечными поклонами, распахнул дверцы большой кареты с гербами Анжу и Арагона, и подал руку даме в полосатой, желто-оранжевой перчатке.

– Вашу светлость давно ждут, – сказал он с тем почтением, которое заставляет даже собак, бегающих под ногами, замереть и тихо отсесть в сторону.

Дама зябко повела плечами, окинула равнодушным, вроде бы, взором костер во дворе, греющихся возле него слуг и гербы на их перчатках 1, чему-то едва заметно улыбнулась и пошла в дом.

* * *

– О, ваша светлость, дорогая моя, какое счастье снова видеть вас в Париже!

Прекрасная более, чем когда-либо, Бонна д'Арманьяк аккуратно положила игральные карты на край стола и поднялась навстречу герцогине.

– Никак не могу выпустить из рук ваш подарок. Пять минут назад мой драгоценный зять даже грозился уехать, если я немедленно не отложу колоду в сторону, а я сказала, что он просто завидует!

Мадам Иоланда осмотрелась.

Щедро освещённая комната была заполнена людьми, но, судя по тому, что из-за карточного стола поднялись, приветствуя её, только двое мужчин, все остальные, согнувшиеся в поклонах, были лишь дворянами их свиты. А в дамах герцогиня узнала фрейлин мадам Бонны.

Что ж, значит, лишних нет. Тем лучше…

– Если граф желает, я велю заказать для него такую же, – произнесла она с улыбкой.

Пару дней назад герцогиня приехала в Париж, и в тот же день посыльный с её гербами на камзоле принес в этот особняк красиво украшенную коробку, внутри которой мадам Бонна, с восторгом, обнаружила колоду карт итальянской работы. Подарок безумно дорогой и присланный с явным расчетом. Страстная поклонница модной игры, графиня, конечно же, не смогла оставить подношение без ответа, и сегодня устроила прием исключительно в честь этих новых карт и, естественно, их дарительницы.

В письме, которое мадам Бонна ей отправила, особо оговаривалось, что партнеров для игры дамы выберут сами. Своего графиня уже пригласила, и спрашивала, кого мадам Иоланда сочла бы достойным партнером для себя? Герцогиня ответила короткой запиской с именем и, перечитав ещё раз письмо мадам Бонны, улыбнулась с явным удовлетворением. Всё-таки, что ни говори, а людей она хорошо знала – в отсутствие занятого делами мужа, графиня пригласила партнером именно того, кого и следовало…

И вот теперь, за карточным столом собрались люди, на первый взгляд не самые значительные, но, по тайным планам мадам Иоланды, крайне ей необходимые.

Партнером Бонны д'Арманьяк выступал молодой граф де Вертю – сын убитого Луи Орлеанского, который вскоре должен был вступить в законные права наследования отцовского титула.

Сразу после убийства и прощения явного убийцы, юноша демонстративно покинул Париж, укрылся в имении графа д'Арманьяк, дуясь на весь белый свет, и вскоре стало известно, что графа он начал называть отцом, влюбился в его дочь и даже обручился с ней, завершив обручение браком около трех месяцев назад.

Свадьба разочаровала многих, желавших выделиться перед лидером новой правящей партии. Она была настолько приватная, что, в прежние времена, показалась бы до неприличия скромной. Однако, времена переменились, и теперь, став фактическим правителем Парижа, Бертран д'Арманьяк посчитал расходы на пышные празднества роскошью непозволительной, и ограничился только короткой церемонией в приходе своих владений.

Впрочем, злые языки и тут нашли к чему придраться. Говорили, будто скромность бракосочетания была с лихвой компенсирована богатством и роскошью подарков, которыми все заинтересованные лица смогли показать свою лояльность. Насколько правдивым было это утверждение, знали одни дарители, да и то – каждый лишь про себя, уверенно при этом полагая, что именно он и был самым щедрым

Мадам Иоланда в стороне тоже не осталась. Отлитое из серебра настенное распятие, которое изготовили в Италии по её собственноручному эскизу, не стыдно было подарить любому из пап и крайне польстило и молодым, и отцу невесты. И можно было надеяться, что уверения в безграничной благодарности со стороны нового герцога Орлеанского не останутся одними лишь уверениями.

По другую сторону карточного стола, в качестве партнера герцогини Анжуйской, сидел, сетуя на слишком ранние морозы, старый герцог де Бурбон. Этот выбор мог бы показаться довольно странным, если не знать того, что в Париж герцогиня приехала ради устройства брака своей дочери с молодым Шарлем Валуа, и герцог давно уже был приглашен ей в качестве одного из сватов.