Олег Северюхин - Кольцо приключений. Книга 6. Кольцо любви

Прямо при мне была сделана запись в церковной книге, что девочка, по имени Шарлотта, урожденная де Кор, записана дворянами Руайяль на свое имя как их законная дочь такого числа месяца и года 1650 от Рождества Христова. Такую же выписку сделали и для предъявления в магистрат. За труды святому отцу был пожалован кошелек с десятком золотых ливров. А после официальной части мы присели за скромный столик и напились до положения риз. Я на автопилоте дошел до нужного мне дома, упал в постель, не забыв протянуть Францу выписку из церковной книги.

На следующий день я лечился после вчерашнего. Оказывается, Франц нам приносил вино несколько раз. Вот от того, что сорта вина были разные, и болит сегодня голова. Другое дело водка. От хорошего продукта ни голова не болит, ни все остальное. А где достать водку в этой Франции?

На третий день я уже был в нормальном состоянии. С аппетитом позавтракал хорошей яичницей с ветчиной и бокалом легкого вина, призвал к себе Франца и дал ему поручение оказывать помощь господам Руайяль в содержании внучки вплоть до ее совершеннолетия. Восторга это поручение не вызвало, но и протестов тоже.

– Учти, Франц, – сказал я ему, – я скоро буду один, и ты будешь один. От того как хорошо распорядишься этими деньгами и будет зависеть твое будущее благополучие. Лишь богоугодные дела приносят прибыль…

– Сударь, неужели вы верите в эти сказки, которые рассказывают проезжие монахи, – усомнился Франц, – деньги нужно вкладывать не в богоугодные дела, а в выгодные. Я бы предложил вам вернуться в Германию, и я с удовольствием поеду с вами, потому что здесь во Франции сейчас свирепствует Фронда во главе с принцем Конде, которая старается уменьшить количество приверженцев молодого короля Людовика XIV.

– Подожди, подожди, – остановил я его, – а что же кардинал Мазарини сидит без дела?

– А Мазарини нет во Франции, – ответил Франц. – Фронда постановила изгнать его из страны, и он уехал в Кёльн, где имеет как бы свое правительство Франции и из Германии влияет на все французские дела.

Ай да Франц, ай да сукин сын. Пока я решал бюрократические вопросы, он уже выяснил всю политическую обстановку и знает, вот что можно вкладывать деньги, а во что – нельзя. Во всяком случае, сейчас во французский бизнес ничего вкладывать нельзя. Оберут до нитки, объявят антифрондистом-роялистом и пустят по миру.

В дверь комнаты просунулась голова мадам Дюжо:

– Сударь, приехал какой-то дворянин с письмом для вас.

– Для меня? – удивился я.

– Да, для вас. Так и сказал: святому отцу Владимиру Немчинову, – подтвердила мадам Дюжо.

Очень даже странно. О моей поездке знал только барон Райнбах. Может, это от него весточка?

– Этот дворянин иностранец? – уточнил я.

– Нет, что вы, сударь, как бы я поняла иностранца? – в свою очередь удивилась мадам Дюжо.

– Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, – подумал я, передернул затвор «Вальтера» и, подпоясав сутану, прошел в гостиную.

Описывать курьера я не буду. Представьте себе пыльную дорогу и пыль, которая покрывает все, так как у всадника нет кабины с герметичными дверями и кондиционером, создающим повышенное давление и не пускающим пыль внутрь. Кроме того, тогда не было таких хороших бритвенных принадлежностей, чтобы лицо человека было чисто выбрито, а одежда была аккуратно отглажена и вычищена. Вообще, наше восприятие того времени по фильмам с лощеными актерами совершенно не соответствует тому, что мне пришлось увидеть.

Курьер осведомился:

– Мсье Немчинов? – и подал сложенную бумагу, скрепленную красным сургучом и печатью с монограммой «М».

Я открыл послание.

Мсье!

Мне не часто встречаются люди, смело встающие у меня на пути. Как правило, это происходит от незнания людей. Поэтому я хотел бы закрепить наше заочное знакомство очным общением.

Мазарини.

Приглашение. Четкое. Краткое. Без двойственных толкований. И никто не знает, к кому оно обращено. Устное распоряжение курьеру. Что будет в результате нашего общения? Но известно, что кардинал человек очень расчетливый и даже свое поражение он превратил в победу, а врагов превращает в помощников для достижения своих целей.

Я могу и отказаться от этого приглашения. Никто меня не осудит. Я иностранец и занят своими делами. Какое мне дело до какого-то там кардинала Мазарини. Но любопытство и какое-то чувство тщеславия одержало во мне победу. Познакомлюсь с кардиналом Мазарини, возьму автограф (чего же я не стал коллекционировать автографы тех людей, с которыми мне приходилось встречаться?). Снова взгляну на город Кёльн, который я уже видел в конце девятнадцатого века и в огненной средине двадцатого века, откуда я уехал в Латинскую Америку, подарившую мне столько прекрасных воспоминаний.

Машинально я достал из внутреннего кармана шариковую ручку, щелкнул кнопкой и внизу подписи кардинала поставил крестик. На дипломатическом языке это означает, что послание просмотрено и на него дан положительный ответ. Курьер взял письмо и сообщил, что он через пару часов будет отправляться в обратный путь. Мсье может поехать вместе с ним. И это тоже неплохо.

– Франц, – крикнул я, – собирай наши вещи. Я послушал твоего совета – мы едем в Германию.

Дорога до Кёльна была спокойной. Лихие люди нам не встречались. То ли Господь нас хранил, то ли слуга его – кардинал. Зато веселых дам было предостаточно в каждом селении. Не знаю, почему это так, но нравы были намного свободнее, чем у нас на Руси. Мы выглядели совершенными пуританами по сравнению с западными обывателями. И среди них были пуритане, но они были в меньшинстве.

В дороге никогда нельзя быть расточительным, чтобы не привлекать к себе людей алчущих, но и впроголодь себя держать тоже нельзя, потому что голод удлиняет дорогу. Так же, как и пресыщение.

Курьер по своей курьерской привычке все порывался скакать вперед, но я тормозил его, говоря, что не пристало лицу духовного звания куда-то торопиться. Даже Спаситель наш и тот не торопился на свою Голгофу, а любое дело это такая же Голгофа, где ожидают его чувства приятные и неприятные. Так зачем торопить то, что и так будет воздано нам каждому по заслугам своим? Он хотел выслужиться перед начальником своей быстротой, но можно было выслужиться и тем, что вместе с ним приедут и приглашенные люди. Два чувства боролись в нем, и поэтому он был каким-то нервным. Эта нервозность передавалась и нам, заставляя более внимательно присматриваться к окружающим нас людям.

Если во встречных людях искать только врагов, то через некоторое время все люди будут казаться врагами. Те черты, которые раньше украшали людей, теперь свидетельствовали об их жестокости и коварстве. Улыбки были зловещими, взгляды злыми, все действия несли угрозы. Это напоминало паранойю. Стоило только подумать, что мы находимся среди друзей, как лица людей преображались. Улыбка была улыбкой, красивое лицо – красивым. Хотя на самом деле среди этих красивых лиц были и наши недруги, готовые поквитаться за смерть сотрудника «Фея».