Олег Северюхин - Кольцо приключений. Книга 6. Кольцо любви

Деньги и грамоту я передал своему казначею и главноуправляющему моим хозяйством Францу Ротшильду. Его гордости не было границ:

– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, – неустанно повторял он, – вы знаете, как увеличатся возможности нашего кредита и как повысятся наши акции, когда я произведу их перерегистрацию уже от нового имени моего хозяина? Ваше состояние вырастет, по крайней мере, раза в три и любой деловой человек будет рад иметь Вас в числе своих самых почетных партнеров. А титул имеет отношение к России, откуда вы прибыли, Ваше сиятельство, – сделал догадку Франц.

А ведь действительно. Я еду из России и нахожусь на службе у Московского царя. Встреча со мной тщательно готовилась и даже титул выбран в соответствии с моим географическим нахождением. Во Францию сейчас ехать опасно, особенно в качестве полномочного посланника первого министра в изгнании. Да и пора уже возвращаться домой, загостился я в Западной Европе.

Мы предполагаем, а Господь нами располагает. В Кёльнской типографии я заказал украшенные виньетками визитные карточки на плотной бумаге и специально сделал анекдотическую надпись: «Владимир Немчинов д’Росси. Граф» и разослал по всем приличным домам Кёльна. Приглашения посыпались со всех сторон. Думаю, что Мазарини улыбнулся моей шутке и умению быть своим в любом обществе.

Быть своим и желанным везде очень утомительно. Никогда не пробуйте этого делать. Должно быть три-четыре человека хороших знакомых и один, максимум – два, хороших друга. Для нормального человека вполне достаточно. Так и бывает. Стоит только подняться на какую-то ступень в иерархической лестнице, как из всех щелей вылезают старые знакомцы, которые, как бы продолжая давно начатый разговор, говорят:

– Ну вот, а мы все думали, куда это ты подевался, что это тебя не видно на наших мероприятиях?

Стоит вернуться в исходное положение, как эти друзья точно так же исчезают в своих щелях и кажется, что это было временное наваждение, вызванное избытком свежего воздуха или лишней рюмкой за праздничным столом.

Все дни у меня стали расписаны по часам. Я приходил, вернее, доползал до своей съемной квартиры где-то далеко за полночь, отсыпался до обеда и начинал новый круг визитов и раутов. Вся нормальная жизнь оставалась где-то в стороне, а вокруг жужжали светские новости и сплетни, решались вопросы назначений, анализировались действия известных лиц, составлялись партии, объявлялись войны и подписывались мирные договоры. Потом, в другой жизни все объявлялось гением кого-то из власть предержащих, а не хотением какой-нибудь мадам Шредер.

Меня уже засватали за баронессу М, хотя я не давал повода для того, чтобы связать себя узами Гименея в том времени. Но в том обществе, где мне пришлось вращаться, все делалось на благо этого общества, на укрепление его и распространение влияния на все сферы Кёльна.

Точно так же и в других государствах. Все решается подковерно, а потом объявляется глашатаями на площадях и люди начинают удивляться, а кто это такой, откуда он вылез и почему, за какие заслуги его назначили в гении или сделали главнокомандующим на предстоящей войне? Не парьтесь, господа, просто так захотела тетя Галя из Бердичева. Почему из Бердичева? Угадайте с трех раз.

Нужно было что-то решать, чтобы не врасти в этот гламур и не стать частью его навсегда. Я отправил всем своим новым знакомым письма-прощания в связи с предстоящим отъездом в Московию. Поэтому мне не пришлось проводить целую неделю в прощальных визитах, выслушивая соболезнования по поводу зим, во время которых птицы замерзают на лету, а водка, вылитая из рюмки, падает на землю хрустальными кусочками льда. Пусть они продолжают думать, что по нашим улицам ходят дикие медведи и пристают к хорошеньким девушкам, люди у нас катаются на печках и ловят щук, которые исполняют все желания русских, поэтому они и остаются русскими, несмотря на множество завоевателей, которые хотели, чтобы русских вообще не было.

Франца я оставлял в Германии, располагая всеми оставшимися у него деньгами по своему усмотрению. Но всегда покладистый Франц Ротшильд вдруг воспротивился и сказал, что будет сопровождать меня до того времени, пока сама судьба не распорядится о том, что его хозяин больше не нуждается в своем помощнике.

– Сударь, я чувствую, что вам нужно попасть в то же место, где мы с вами встретились, а там ждут нехорошие ребята, которые мечтают с вами поквитаться. Куда же вы поедете без меня, да и у меня в прусских лесах остались хорошие товарищи, которые помогут нам в случае чего, – сказал Франц.

Открытку с наилучшими пожеланиями по случаю предстоящего отъезда в Россию я отправил и кардиналу Мазарини. Все-таки, он считает себя моим начальником, и я отдал дань вежливости подчиненного перед начальником. Скажу кому, не поверят, что я был личным советником всемогущего первого министра французского двора.

Обратный путь был как бы повторением пройденного. Все равно как в книге, когда возвращаешься на несколько листов назад, чтобы вспомнить, а что же было до того места, на котором ты открыл книгу. Особенно надолго я нигде не останавливался.

В Страсбурге мне пришлось доказывать барону Райнбаху, что французский титул совершенно не изменил меня. Я все тот же, живу по своей совести, буду прилагать усилия для развития российско-германских отношений, и барон всегда может положиться на меня.

Лучше всех спорный вопрос решила жена барона:

– Милый, это даже хорошо, что Вольдемар стал французским графом, и будет находиться на русской службе. Было бы хорошо, если бы он стал и германским дворянином. Насколько я знаю, герцоги Баденский и Вюртембергский предлагали ему дворянское достоинство, но наш милый друг проявил очень большую скромность. Никогда не поздно исправить то, что не было сделано раньше – дворянские грамоты ждут его, – и она очень мило улыбнулась, погладив мою правую руку с перстеньком и вензелем прекрасной Елизаветы.

– Ууууу, – подумал я про себя, – а баронесса не такая простая особа. Женская контрразведка работает исключительно эффектно и эффективно.

– Да, дорогая, – сказал барон, – я неоднократно убеждался в том, что граф человек слова и чести и я с радостью подаю ему руку дружбы.

Я тепло пожал руку барона, сознавая, что могу обратиться к барону с любой просьбой, но понимая, что и барон может обратиться ко мне тоже с любой просьбой.

Почему я акцентирую внимание на слове любой? Потому что иногда просьбы могут выходить за рамки личных отношений, а понятия чести не позволят сообщить кому-то бы ни было о сущности вопроса. Хотя, каждый должен понимать, что если товарищ вышел за рамки, то это он делает не для себя лично, а для своего государства, поэтому и в исполнении или неисполнении его просьбы нужно учитывать интересы своего государства.