Владимир Романовский - Польское Наследство

– Здравствуй, Бьярке, рад тебя видеть, – сказал Рагнар, поднимаясь навстречу кузену. – Голоден? Хочешь пить?

Несмотря на хищное выражение лица, в обычной обстановке Рагнар производил впечатление добродушного, обходительного человека – радовался удачным шуткам, внимательно выслушивал собеседников, улыбался приветливо. Роста он был чуть ниже среднего, телосложение имел обыкновенное, придавал большое значение своему гардеробу – одет был всегда просто и элегантно. Говорили, что в юности он участвовал в походах норманнов в Италии, и два года провел в Константинополе в качестве члена Варангской Охраны. Проверить все это было совершенно невозможно. Наверняка знали только лишь, что состоял он приближенным Эймунда до самой смерти последнего, а затем, когда, казалось, влияние Неустрашимых вот-вот сойдет на нет, неожиданно сплотил Содружество, путем убеждений и угроз заставил Совет назначить на освободившиеся шесть мест из девяти своих людей (а как эти места оказались свободными – об этом боялись не то, что болтать, но даже думать), и ввел строгий контроль над денежными поступлениями. Бесшабашный вояка Эймунд и выскочка-карьерист Константин запросто терпели большую степень вольничания в рядах, памятуя о старых варангских традициях, отзываясь почтительно о старшем поколении, торжественно понижая голос, когда речь заходила о Рагнхильд – вдохновительнице Содружества. Рагнар оставил от традиций лишь видимость – Неустрашимые подчинялись ему, и только ему, земли и деньги получали только по его приказу, убивали и оставляли жить по его приказу, вели переговоры с властителями по его приказу. Вербовка и контроль новых членов Содружества поставлены были на деловую основу – воеводам и землевладельцам обещали и даже предоставляли блага, но горе тому, кто, посвященный в секреты Содружества, желал из него выйти – по приказу Рагнара семьи изменников уничтожались целиком. Возможно, не все изменники на самом деле являлись таковыми. Зато лояльность оставшихся в живых укреплялась тем больше, чем суровее преследовалась измена.

– Как здесь с женщинами? – делово осведомился Бьярке, обнимая Рагнара. – Я давно не был с женщиной.

– Плохо, – сокрушенно сказал Рагнар.

– Что, опять Лиф постарался? – раздражаясь картинно, спросил Бьярке.

– Лиф, и еще кое-кто.

– Это свинство, – возмутился Бьярке. – Город в двух шагах, непотребных девок в каждом третьем доме по две, а ему обязательно нужно чужих жен лапать поблизости.

– Увы.

– По ягоды бабы ходили, небось?

– Кто их знает, может и по ягоды. Лес густой. Может встречались с кем-то. Садись. Вот тебе кружка, Бьярке.

В кружку полилось италийское вино.

– Да, – сказал Бьярке, осушив кружку. – Скажу я тебе так. Люди стоят на хувудвагах.

– В Земле Новгородской?

– По всем Годарикам. От Новгорода до Киева.

– А Судислав?

– Готов. Примет власть, как только его привезут в Киев.

– Константин?

– Слухи не оправдались. Казнен пятнадцать лет назад.

(Время от времени слухи о том, что Константин жив, либо прощен Ярославом, либо сбежал и действует, имели хождение среди членов Содружества – дозволенная оппозиция. Многие тайно считали, что лучше уж Константин, да хоть сам Калигула, чем Рагнар).

– Зоэ?

– Не окажет сопротивления. Южане пройдут беспрепятственно.

– Сами южане как?

– Согласны в принципе, но настаивают на переговорах – после того, как схватят Ярослава, но до усмирения Киева.

– О чем будут переговоры?

– А как ты сам думаешь?

– Я думаю, что о Киеве, – сказал Рагнар, улыбаясь. – Вернее, о работорговле в Киеве.

– Я тоже так думаю.

– Киев им отдавать нельзя.

– Само собой.

– Неприятные, небось, люди?

– Те, каких я видел – очень неприятные.

– Хорошо. Заберут себе Консталь…

– Как?

– Новгородское словечко, – сказал Рагнар. – Понахватался я, когда в Новгороде жил полгода. Константинополь.

– Понятно.

– И все прилежащие земли.

– До Киева. Не слишком ли просторно им там будет?

– Не слишком.

– Позарятся и на Киев со временем.

– Не думаю.

– Почему?

– Видишь ли, Бьярке, кампанию мы начнем, я надеюсь, скоро, а на дворе сентябрь.

– И что же?

– Коли помощь фатимидов нам понадобится … то помогать они нам будут в ноябре, а то и в декабре. Присыплет их киевским снегом, треть околеет от мороза, остальные, стуча арабскими зубами, прихватят две дюжины рабов с торга, вернутся в Консталь и скажут, что Киев им не надобен.

– Остроумно, – заметил Бьярке. – А что, дорогой кузен, с этой страной?

– Которой?

– Вот этой, в которой мы сейчас находимся?

– Сложнее, кузен. Еще вина?

– Да.

Рагнар подлил Бьярке в кружку.

– Здесь и страны-то нет толком, – сказал он. – Одни герцогства, и при этом местный правитель склонен их дарить своим родственникам. Сперва нужно, чтобы Франция объединилась и перестала объявлять сама себе войну. Даже покойный Хайнрих не требовал, чтобы Робер, или Анри, клялись ему в верности. Тоже ждал объединения. А оно не пришло. Нормандия под руководством восьмилетнего Гильома – сплошь церковная. Как и Париж. Да и нет здесь сейчас ничего такого, что могло бы нам понадобится. Думаю что если от Сигтуны до Киева будут наши территории, этого хватит, чтобы свалить Империю. А когда свалим, Франция сама прибежит.

– А Италия?

– А Италию возьмут себе халифы.

– Не жалко?

– Нисколько. Рим – тот же Иерусалим. Те же мысли, те же разлагающие понятия, тот же всепрощающий единый конунг всех и вся на небесах, и так далее. Пусть поживут под халифами, это пойдет им на пользу.

– Все-таки Рим.

– А что – Рим? – удивился Рагнар.

– Бывшая столица Империи.

– Видел я эту столицу. Пылища, грязь, а кругом развалины.

– Символ.

– Ты, Бьярке, слишком много путешествуешь, и мысли у тебя стали какие-то вязкие, немужественные. Твой символ, Бьярке, это сверд и полумесяц. Понял?

– Да. Я просто устал с дороги, прости.

– Вижу.

– Мария здесь?

– Не терпится тебе на нее посмотреть?

– Не скрою, хотелось бы. Единственная фемина осталась среди Девяти. За что ее так любят, как ее терпят – что-то в ней есть, наверное.

– Есть.

– Что же?

Рагнар оценивающе посмотрел на Бьярке. Уж не думает ли этот человек, что я его произвел в фавориты? Откровенничать с ним собрался?

– Умеет вовремя сказать что-то нужное, – сухо сказал он. – Когда мы в наших планах забираемся высоко и земли под ногами не чувствуем, и взгляды наши обращены к солнцу…

– Да?

– Тут она и скажет что-нибудь.

– Что же?

Настырный какой, подумал Рагнар. Нужно будет поставить его на место в ближайшее время.

– Что-нибудь такое, что сразу все замолкают и задумываются, – сказал он. – И поэтому некая степень здравого смысла все еще существует в наших … планах … иначе…