Руслан Ароматов - Объектный подход. (Дилогия)

— А что там вообще было?

— Да кто его теперь помнит–то? — Ладен с аппетитом жевал рыбу и не видел в этой аномалии ничего странного. — Деревья другие, трава. Раньше звери странные встречались, вроде, похожие на обычных, но другие. Потом их повыбили. Еще там будто давит что — ходить тяжело, и вещи становятся тяжелее. А если бросить камень, он может полететь в сторону или падать не прямо на землю, а вбок.

Гравитация другая, что ли?

— И все? Ничего нового не появлялось?

— Нет. У нас бабка рассказывала, что когда–то давно оттуда чудища лезли страшные, да грибы приносили ядовитые, но этому никто не верит. А вот деревья там так и остались странные.

— Какие?

— Ну, низкие такие, перекрученные все. Не продерешься.

— А Олеся что там искала?

— Да говорит, можно там предметы найти старые, еще до начала времен сделанные. Но это не про нашу Пустошь — в ней отродясь никто ничего не находил. А вот куда старые поселения попали — да, можно что–нибудь найти.

— Что ж вы туда не поехали?

— Так далеко ведь — мест не знаем. Да и опасно, говорят.

— Я только не понял, где тогда Василь руку повредил? — спросил я.

— А–а, так это меня живая лиана поймала, — ответил Василь. — Не доглядел. Пока доставал меч, она так сжала и потянула, что рука и сломалась. Уже и не болит, — почему–то он не удивился этому, хотя я не говорил, что собираюсь лечить еще и его.

— Что–то долго она плещется, — озабоченно посмотрел в сторону кустов Ладен.

Я тоже обратил внимание на то, что плеск воды вдруг прекратился.

Вот дерьмо!

Я метнулся в кусты, не обращая внимания на братца. Так и есть, ей, похоже, надоело стоять по пояс в воде, и она забралась в другой небольшой омуток. Которого ей хватило за глаза, а скользкое глинистое дно помешало вылезти вовремя. Тут–то силы и покинули девушку — к плаванию она пока не готова. И ведь не закричала! Из скромности, что ли?

Дура.

Когда я выволакивал ее на берег, то был зол. Полдня вытаскивать девчонку с того света, чтобы потом она банально утонула в ручье! Примерно об этом я и говорил, обильно сдабривая повествование гномьей ненормативной лексикой, так любимой достопочтимым Дрангом.

Девушка надрывно кашляла и даже пыталась брыкаться, что говорило — я успел вовремя. Не долго думая, я положил ее вниз головой поперек колена и слегка постучал по спине.

Когда прибежали остальные спасатели, они увидели замечательную картину — висящую кверху очаровательной попкой на моем колене Олесю, избавляющуюся от остатков воды. Ну, и всего остального, что там у нее в желудке было.

Увидев увеличение количества спасателей, она еще сильнее покраснела, но умудрилась выдавить, одновременно пытаясь в такой позиции как–то спрятаться за меня:

— Уйдите… отсюда, — те ошарашенно повиновались, и даже брат промолчал. Видно, его вера в меня, как в доктора, непокобе… э–э… непоколебима.

Я тоже взглянул на эту картину, и моя злость куда–то улетучилась. Я расхохотался:

— Ну ты даешь! Спасал тебя, спасал, а ты… блин… решила утонуть, да?

— Ничего… я не… решила, — слова еще давались ей с трудом, но покорно висеть на мне она не собиралась, маскируя стыд наглостью. — Чё пялишься?

— Тише, успокойся, — тихо, как ребенку, сказал я. Тут я заметил, что ее начала бить крупная дрожь — вода не такая уж и теплая. Только переохлаждения не хватало! До кучи. — Сейчас чего–нибудь придумаем.

Так, вещи она уже успела постирать. Вон они висят, на кустах. И надо чего–то внутрь. Горячего.

— Эй, Ладен, вино есть? Спирт, водка, коньяк? Текила, блин?

— Есть вино, но оно слабенькое, — вновь нарисовался брат, круглыми глазами смотря на сестру, которая нагишом сидела у меня на коленях, пытаясь согреться моим теплом. Точнее, это я ее держал.

— Давай сюда, не жадничай.

Он протянул мне почти полную металлическую флягу и уже собирался вновь тактично свалить за кусты, но я еще не закончил.

— И тащи сюда вон те вещи, — я высушил их за несколько секунд. — Все, иди, погуляй.

Это «погуляй» его добило. Видимо, он долго терпел то, как фривольно я обращаюсь с его обожаемой сестренкой и, наконец, не выдержал:

— Что ты себе позволяешь? Я тебе не слуга в трактире!

Я так на него посмотрел, что он тут же заткнулся. Сам не понял, что было в этом взгляде — насмешка, сострадание к его скудоумию и злости, но он сработал. А я уже нормальным голосом сказал:

— Успокойся и не волнуйся. Я не причиню ей вреда. Веришь? Ты только не мешай.

— Да, Ладен, правда, иди? — а зуб на зуб у нее не попадает. Вот мерзнуть ей сейчас вредно.

Брат что–то буркнул, но уже не раздраженно, а больше по инерции, и ушел к костру.

Принесенными теплыми вещами я укутал ей ноги, а в руки сунул флягу с горячим вином:

— Пей. Желательно, всё. — Она обхватила теплую флягу обеими ладонями сделала маленький глоток:

— Горячее.

— А то, — я снял собственную рубашку, поднимая температуру кожи на несколько градусов.

— Ты чего делаешь? — испугалась она.

— Греть тебя буду — проверенный способ, — она вдруг вся сжалась, в полной мере осознав двусмысленность своего положения. — Да не дергайся! Ничего я тебе не сделаю.

Через несколько минут она расслабилась и обмякла у меня в руках. Еще через десять — стала ерзать, а потом не выдержала и неуверенно спросила:

— Это правда, что я… умерла… там?

— Нет, еще не успела, — улыбнулся я.

— А могла бы? Только честно.

— Да, — я и не думал скрывать правду, какой смысл?

— А почему ты меня спас?

Хм, она и не подозревала, насколько сложный вопрос задала. Зачем я ее спас? Да потому что в ее ранении был виноват я. Потому что она девушка, и ей еще рано умирать. Потому что она оказалась жертвой бессмысленной жестокости — того, чего я больше всего ненавидел.

— Потому что это моя вина, — лучше сразу сказать правду, чем потом думать, что начал знакомство со лжи.

— Им был нужен ты? — она неправильно поняла.

— Нет. Просто я мог сразу их прогнать или уничтожить, но не сделал этого. Не спрашивай — почему. А когда понял, что не прав — стало поздно.

— Всего–то? А если бы ты вообще не появился, нас бы убили?

— Не знаю. Скорее всего, да — нет никакого смысла оставлять свидетелей в живых.

— Ты рассуждаешь так… логично, — она задумчиво провела пальцем по свежему шраму и спросила: — И я теперь навсегда останусь уродиной?

— Какая же ты уродина? — почти возмутился я. — Красавица — каких поискать. А шрам я тебе уберу. Могу начать прямо сейчас. — Кончиками пальцев я прикоснулся к верхней его части и осторожно повел руку вниз.

— Ой, щекотно, — её рука легла на мою.

— Не мешай, — свободной рукой я обхватил ее за талию, прижимая руки. — Вообще, тут работы еще на полдня, а пока я просто не даю тканям огрубеть.