Сергей Мех - Вставай! Страна огромная!

— Так что теперь, — в голосе гауптмана был явный страх, — вы меня убьете?

— Ну зачем же, так сразу. Вольфганг, убивать вас, как раз у меня нет никакого резона. А вот передать вас представителям советского командования, это было бы предпочтительней. Причем именно живым. Только живым вы сможете рассказать кто, и для кого были переданы те бумаги, которые я нашел при вас. С вами вместе им будет больше веры. Поэтому моя первоочередная задача доставить вас до места назначения целым и невредимым. Остался сущий пустяк, — я в сердцах сплюнул, — решить как это дело лучше всего провернуть. Чтобы и рыбку съесть, передать вас советской разведке, и при этом косточкой не подавиться, то есть не попасться вашим соотечественникам. Поэтому, я вас пока свяжу, как говорится, во избежание. А вы полежите и подумайте, на досуге, о своем, не очень достойном, поведении. А так же, что и как, вы, будете рассказывать, советскому командованию.

После чего стянул ему, кроме рук, еще и ноги, а также сунул в рот кляп, смастряченный на скорую руку, из его же собственного носового платка, обнаруженного мной при тщательном обыске его тушки. Затем, предварительно проверив на доступность подручных предметов для саморазвязывания на заднем сиденье его же автомобиля и, убедившись в их отсутствии, запихнул его туда. Была, правда мысль, по опыту современных мне рэкетиров использовать для этого багажник, но открыв, это чудо враждебной пыли еле прочихался. От поднятой, моими действиями, пыли. И, поняв, что о герметичности кузова, приходится пока только мечтать, а также опасаясь за жизнь и здоровье клиента, который мог бы помереть в дороги от удушья, решил переменить свое мнение и просто сунул его в салон. Разумеется назад. Поскольку передние места были уже зарезервированы. Туманом, ну и разумеется мною. Можно было бы уже и трогаться в путь, но осталось несколько нерешенных вопросов и недоделанных дел.

Во-первых нужно было что-то решить с трупами незадачливых спутников немецкого капитана, а для этого, в первую очередь разобраться с мутной личностью «пасечника». Который, сам не знаю почему, вызывал у меня смутные ассоциации, и в связи с этим и недоверие. Очень уж нетипичной была его реакция и на нестандартную ситуацию, в которой он оказался, волей случая. И, самое главное, на некоторые мои высказывания, которые вызвали у него необычные эмоции, которые не были свойственны простому труженику от сохи, по определению. Поэтому, закончив упаковывать, для дальнейшей транспортировки, хера гауптмана, я подошел к старику и нависнув над ним всей своей, немаленьких габаритов, тушкой, спросил:

— Ну что, прохожий, обшитый кожей, поговорим, по душам?

— Смотря какая будет тема для разговора, — буркнул он в ответ.

Мои подозрения еще больше усилились. И сами слова, и интонации, а самое главное способ построения фраз, выдавал его с головой. Так строить предложения мог только человек, за плечами которого имелось академическое образование. Причем, определение академическое, применительно к нему, имело не а прямое значение.

— У этого субчика, как минимум, кадетский корпус или того выше, Академия Генштаба, за плечами, — окончательно сформировалась, все время ускользающая куда-то, мысль, — да еще и, учитывая возраст, наверняка времен Российской империи.

— Вежливые люди имеют свойство представляться при знакомстве, — начал я, — но раз уж я этот разговор начал, то с меня и начнем. Майор Седых Никита Сергеевич, до последнего времени находившийся в запасе, но, в связи с последними событиями, самостоятельно призвавший себя, для исполнения своего, ОФИЦЕРСКОГО, долга. Который обязывает меня, согласно присяги, в случае внешней угрозы всегда быть готовым выступить на защиту моей Родины и, как ВОИН, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей жизни для достижения полной победы над врагами. А вы…. как вас кстати звать-величать изволите?

Старик, наконец-то, перестал корчить из себя божьего одуванчика и встал, напротив меня, расправив плечи и приняв положение тела, больше напоминающее строевую стойку. При этом выяснилось, что росту он немаленького, почти с меня, да и стать вполне себе гренадерская. Качнувшись на носках, от чего стал казаться еще стройнее и выше, наконец то выдал:

— Ротмистр граф Разумовский, Андрей Кириллович, командир эскадрона Кавалергардского Ее Императорского Величества полка.

— Да-а, — протянул я, — «кавалергарда век не долог»!

— Что? — искренне изумился экс-граф.

— Да нет, — отмахнулся я, — это я так, вспомнилось кое что.

Не объяснять же ему сюжет фильма «Звезда пленительного счастья», основным лейтмотивом которого и была песня, с таким оптимистическим началом. Правда оно изначально звучало несколько иначе: «кавалергарды, век не долог!» что настраивало на восприятие этой самой жизни, как мимолетного мгновенья, которым нехрен дорожить.

— И все ж таки, — перебил он ход моих мыслей, — к чему такое пессимистическое утверждение?

— Да к тому, милый граф, — с еврейским прононсом, на манер Шурочки из «Гусарской баллады», ответствовал я, — что вы, когда то, клялись защищать Отечество от врагов, «телом и кровию». А на деле? Отсиживаетесь в этой Белорусской глуши, и в ус себе не дуете. Пускай, дескать, за Родину, другие погибают. А моя хата с краю, я ничего не знаю! Так что ли?

— Я Советской власти присягу не давал! — попытался он уйти от ответственности.

— Да бросьте вы, ротмистр, — оборвал я, — разве текст Вашей присяге, если отбросить все то, что относится к личности государя-императора, не предписывает Вам, как там: «Защищать Государство и земли от врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к пользе государственной во всех случаях касаться может». Так кажется?

— Да! — С сердечным надрывом в голосе, выкрикнул он. — Да! Это вы правильно отметили, милостивый государь — Государство! Го-су-дар-ство! — Произнес он по слогам. — А где оно это Государство? Я вас спрашиваю? Где? Пришел Хам и все испоганил! Разрушил, это самое Государство! И теперь нет Его! А кого вы мне предлагаете защищать? Того самого Хама? Не дождетесь!

— А-а, — многозначительно протянул я, — так вот что вас так волнует? Вам ИДЕЯ нужна? За которую на смерть стоит идти.

— А если бы и так? — он немного успокоился. — Это что плохо? Это на ваш взгляд предосудительно? Погибать, знаете ли, хотелось бы во имя чего то.

— Так замените, Государство на Отечество, — посоветовал я ему, — и вся недолга. Стоит ли из-за такой ерунды так париться?

— Что-о? — Видимо мои перлы из будущего были здесь несколько неуместны.