Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа

– Я только хотел сказать, что в деревне учиться особенно не у кого.., – забормотал, невольно оправдываясь, Бодрикур. – И потом.., его величеству нужны воины, а не учёные…

– Дофину нужно, прежде всего, Божье благословение. И я принесу его, потому что точно знаю – Господь хочет, чтобы только дофин стал королём.

Коле де Вьенн тихо, как в церкви, поставил кубок на стол.

– Сядь, Жанна, – сказал он. – Сядь и расскажи нам с господином де Бодрикуром, как ты услышала Господа. Являлся ли он тебе или это был просто голос? И какой это был голос? И почему ты решила, что это именно Господь, а не искушающий тебя нечистый дух?

Жанна посмотрела ему в лицо и села.

Перед глазами её качнулась голубая ленточка, привязанная на Дереве Фей выше всех других…

Именно тогда она поняла, что без подобных вопросов не обойтись и, будучи у Карла Лотарингского, на прощальном пиру, после того, как герцог подарил ей коня со всем необходимым снаряжением, улучила минуту, чтобы спросить у Рене, достаточно ли убедительным станет её рассказ о внезапном озарении тогда, возле оврага?

– Меня бы такое убедило, – сказал молодой человек. – И Карла убедило бы тоже. Но там, куда ты отправишься, мало кто поверит в подобное. Люди перестали слышать Бога внутри себя, и голоса извне убеждают их сильнее, так что, придётся тебе самой решать, какие приводить доводы. Но я не сомневаюсь – ты найдёшь…

И Жанна много думала с тех пор.

Отец Мигель и Клод – вот два голоса извне, про которые она могла сказать: «Им верю». Да еще вокулёрский церковный колокол, чей голос словно оградил её ото всего лишнего в тот памятный, отчаянный день, когда она, ранним утром, полезла по ветвям, выше и выше, с голубой ленточкой в руках… Оградил.., и возвысил тот миг, когда она, наконец без боязни, прижалась к старому стволу всем телом, всей душой, слушая и понимая, потому что Дереву Фей не требовалось ничего объяснять про озарение – оно первым почувствовало и сказало: «Ты готова»…

– Я слышала сначала звон колокола, – сказала Жанна, не опуская взгляда перед королевским посланником. – Сначала только звон.., а потом голос. Он был похож на сноп света, внезапно падающий с небес, и в нём было всё – и доброта, и забота, и скорбь по неправедно обиженным. Я не назову вам слов. Но разве нужны они, когда глаза наполняются слезами, а сердце – болью за человека, которого никогда не видела? Чувствуют ли люди, стоящие сейчас возле дофина, то же самое? Не знаю. Но Господь, стоящий над ним, вложил в меня свои чувства, которые нашему принцу необходимо знать, чтобы совсем не пасть духом и продолжать сражаться.

Коле де Вьенн подался вперёд.

– Если ты, прямо сейчас, объяснишь мне, почему Господь выбрал именно тебя, я сам отвезу тебя ко двору, и сам буду хлопотать перед королем, чтобы тебя приняли!

Спокойный голос Жанны не выдержал даже паузы.

– Я умею стрелять из лука и управляться с мечом. Я езжу верхом, как воин, потому что, не зная для чего, училась этому с детства, хотя считала, что всего лишь играю. Но зато теперь, если дофин того пожелает, я смогу выехать даже на поле боя, чтобы делом подтвердить волю Господа.

Кадык на шее королевского посланника тяжело дернулся. Он молчал, не отрывая глаз от лица Жанны. Мелкая дрожь в руках передалась всему телу, но теперь де Вьенн не задавался вопросом, волнуется ли он. То ли азарт, то ли предчувствие чего-то великого, что творится с ним и вокруг него, сотрясали его изнутри, побуждая к действиям немедленным, активным и, может быть, впервые за последнее время, к действиям, имеющим достойную цель!

– Я сам отвезу тебя! – завил он, и громко хлопнул рукой по столу. – Люди, которые прибыли со мной, пускай отдохнут, а мы отправимся сразу, как только господин комендант отыщет людей, готовых нас сопровождать!

Де Бодрикур, словно проснувшись ото сна, мелко и часто закивал.

– Конечно, конечно… Люди будут.., то есть, уже есть – не сомневаюсь… Я и письмо его величеству напишу…

Он вдруг осёкся, вспомнив слова жены об упускаемых возможностях, произнесённые ночью, и на мгновение затих. Нет, нет, он ничего не упустит, вот только… «Господи! Как мне помолиться, чтобы ты поверил – не ради выгоды и наград я хочу помочь этой девушке?! Сам не знаю, что со мной происходит?.. Стыд.., почтение.., надежда… Я же клялся, принимая рыцарские обеты, и они вдруг вспомнились – осмысленные, как никогда прежде… И вся жизнь, служение этой стране, вдруг приблизились, вошли в меня неудобным и непривычным чем-то, от чего на всей душе словно чище стало… Прости, Господи! Ни капли вина, ни крохи мяса… Не то, конечно. Но зато от души и от сердца…».

– И люди для сопровождения найдутся, и провизию соберём, – повторил он, уже не путаясь в словах. – Лишь бы там, при дворе, никто не стал чинить препятствия.

Недавние упрямые отказы принять Жанну заставили де Бодрикура при этих словах покраснеть, но продолжил он уверенно, со знанием дела:

– Нам здесь обязательно нужно провести, хоть какой-то, ритуал проверки, чтобы ни тени сомнения не было даже в тех слухах, которые, наверняка, долетят до Шинона быстрее, чем вы доедете.

– Проверка? – изумилась Жанна. – Господь всемогущий, какая же ещё проверка вам нужна?

– Нет, нет, он прав, – поддержал коменданта де Вьенн. – Ты не знаешь двор, Жанна. Там всего лишь люди, но люди, стоящие возле власти и даже имеющие на неё влияние. Кто-то, несомненно, будет рад тебе, как последней надежде. Но кто-то.., – перед глазами королевского посланника всплыло настороженное лицо Ла Тремуя, – кто-то обязательно сочтёт тебя опасной.

– Почему?!

– Потому что это политика. И веру, и надежду, и саму любовь она принимает только как слуг. В качестве чувств господствующих они ей не нужны.

– Хорошо, – Жанна тоже встала, – что я должна сделать?

Де Вьенн вопросительно взглянул на Бодрикура.

– Отряд сопровождения соберётся не раньше утра, – прикинул комендант. – Сегодня вечером всё и проведём. Я приду к тебе в дом, Жанна… Кстати, где ты живёшь?

– У каретника Ле Руайе.

– Значит, к нему.., в сопровождении отца Фурнье, который знает, что нужно делать.

– Как глупо, – прошептала Жанна. – С первых же шагов такое лицемерие.

– Это не лицемерие.

Комендант, который вдруг почувствовал себя так, словно вновь руководит обороной города, окинул девушку взглядом с головы до пят.

– Ты же надела мужскую одежду, хотя сама только что говорила, что это против твоего естества. Вот и наши с кюре дела считай такой же одеждой. Ты, что думаешь, за городскими стенами тебе везде будут рады так же, как и тут? Нет! Мессир де Вьенн не пугал тебя, когда говорил о людях при дворе, – он предупреждал, потому что хорошо их знает. Да и я уверен, обязательно найдётся кто-то, кто захочет тебя оклеветать…