Alex Virochovsky - MythagoWoodRus

Я обнаружил и �передний мостик�, оборудование, который использовал отец. Кристиан уничтожил все, что смог, разбив странную маску и изогнув различные электрические устройства. Странно, что брат сделал такое злое дело, и, тем не менее, я понимал, почему. Кристиан ревновал к любому, пытавшемуся войти в страну, в которой он искал Гуивеннет, и не хотел, чтобы кто-нибудь другой пытался создавать мифаго.

Я закрыл обломки на ключ.

Отделавшись от навязчивой мысли о мифаго � и поздравив себя с этим! � я вновь зашел в имение Райхоуп. Все в поместье были рады мне, за исключением двух жеманных девочек-подростков, нашедших меня недостаточно аристократичным. Но капитан Райхоуп, семья которого владела этой землей сотни лет, дал мне цыплят на восстановление курятника, масло из собственных запасов и, самое лучшее, несколько бутылок вина.

Я чувствовал, что таким образом он пытается поддержать меня, помочь мне забыть последние трагические годы моей жизни.

Он ничего не знал о лесной стране, даже то, что, по большей части,�никто не пытался ухаживать за ней. Только на юге фермеры иногда рубили деревья на шесты или ради древесины. Последняя запись о лесе, сохранившаяся в архиве семьи, была датирована 1722 годом и кратко сообщала:

Лес опасен. Часть, лежащая между Нижним Корчевьем и Вырубками, за полями Дайкели, очень заболочена; по ней бродят странные люди, знающие лесные дороги. У меня нет денег, чтобы избавиться от них, так что я приказал огородить место и вырубить деревья на юге и юго-западе, чтобы уменьшить лес. Ловушки поставлены .

В течении остальных двухсот лет семья предпочитала не замечать огромный дикий лес. Мне было трудно понять и поверить в это, но капитан Райхоуп даже не вспоминал об области, лежавшей между этими странно названными полями.

Для него это был �лес�, люди избегали его, пользовались дорогами вдоль края, но никогда не заходили внутрь. �Лес� существовал. Всегда. И жизнь шла вне его.

Он показал мне запись от 1536 года � или, может быть, 1537, дата была неясно написана. Тогда семья Райхоуп еще не владела этой землей, и он просто хотел похвастаться намеком на знакомство с Генрихом Восьмым. Однако там говорилось и о странных особенностях райхоупского леса:

Его величество наслаждался охотой в компании четырех придворных и двух дам. Было выпущено четыре сокола. Король скакал по диким полям, радуясь опасной охоте и, ничего не боясь, проехал через подлесок. Он вернулся в Особняк только в сумерки, самолично убив оленя. В лесу Его величество говорил о призраках, и повстречал фигуру, одетую на манер Робин Гуда, которая выпустила в него стрелу. Король пообещал поохотиться в поместье и в следующем сезоне.

* * *

Вскоре после Рождества я варил для себя обед и, внезапно, ощутил рядом с собой движение. На мгновение я перепугался, сердце испуганно забилось и я резко повернулся.

Никого. Однако движение осталось, мерцающее колебание на краю зрения. Я пробежал через весь дом, влетел в кабинет, уселся за стол и, тяжело дыша, вцепился в полированную деревянную столешницу.

Движение исчезло.

И, тем не менее, я явственно чувствовал присутствие, и чем дальше, чем больше. Мое сознание начало взаимодействовать с аурой лесной страны, и на краю зрения появились первые мифаго, беспокойные, плохо сформированные образы, которые, однако, жаждали моего внимания.

Отец использовал �передний мостик�, странную машину, атрибут Франкенштейна, дававшую возможность его стареющему мозгу генерировать �сохраненные� мифы из подсознания. Его дневник, записи экспериментов с Уинн-Джонсом и слова Криса, все они намекали, что более молодой организм может взаимодействовать с диким лесом намного проще и быстрее, чем отец мог себе представить.

В кабинете я укрывался от этих галдящих устрашающих форм. Темные щупальца леса достигали передних комнат � кухни и столовой � проходили через душную гостиную и пытались пробраться в кабинет, но что-то мешало их настойчивым попыткам.

Недели шли, и я стал меньше бояться образов в моем сознании. Они медленно материализовались и стали назойливой, но не опасной частью моей жизни. Я держался подальше от леса, не собираясь создавать мифаго, которые потом будут охотиться на меня. Я проводил много времени в городке неподалеку, и ездил к друзьям в Лондон каждый раз, когда предоставлялась возможность. И я избегал встреч с семьей единственного друга отца, Уинн-Джонса, хотя во мне росло убеждение, что все равно придется его найти и поговорить о его исследованиях.

Наверно я просто боялся; и все-таки, оглядываясь назад, я думаю, что страх был скорее результатом беспокойства и тревоги: я не понимал природу событий, происходивших с Кристианом. Он мог вернуться домой в любое мгновение. Я не знал мертв ли он или полностью затерялся в лесу; и поэтому не хотел двигаться ни вперед, ни назад.

Полный застой; поток времени, текущий через дом, и каждый день одно и то же: еда, умывание, чтение; без направления, без цели.

Подарки брата � зайцы, инициалы � вызвали во мне что-то вроде паники. Только ранней весной я рискнул подойти к опушке леса и позвать Кристиана.

И лесная страна отозвалась! Гости из нее дважды посетили меня, что сильно повлияло на меня в последующие месяцы. Первый раз это случилось где-то в середине марта. Тогда мне показалось, что второй визит был значительно важнее, однако постепенно возросло и значение первого. Но в те холодные ветреные сумерки середины марта я посчитал загадочный визит чисто случайным, порывом холодного воздуха в теплый день.

Тот день я провел в Глостере, главным образом в банке, все еще управлявшем делами отца. Несколько очень трудных часов: все бумаги были на имя Кристиана, и никаких доказательств того, что брат согласился передать мне управление делами. Я вновь и вновь доказывал, что Кристиан затерялся в далеких лесах; меня вежливо слушали, но не понимали, или не хотели понять. Все таки они согласились оплатить некоторые неотложные счета, но моим финансам грозил полный крах, и без доступа к отцовскому счету мне опять пришлось бы пойти учиться. Когда-то я искал честной работы. Но не сейчас. Прошлое подчинило меня себе, и я хотел только самому управлять собственной жизнью.

Автобус опоздал, а потом мы медленно тряслись по Херефордширу, постоянно останавливаясь и пропуская стада овец, идущие по дороге. Только далеко после полудня я спустился с автобуса, сел на велосипед и проехал несколько миль от остановки до Оак Лоджа.

Дом встретил меня пронизывающим холодом. Я натянул толстый шетландский джемпер (* Шетландкие острова - острова к северо-востоку от Шотландии, известные, в частности, огромными отарами овец), и стал выгребать из камина оставшуюся со вчера золу. Дыхание замерзало на лету, я весь дрожал и только тут сообразил, что в середине марта не бывает таких сильных холодов. В комнате никого не было; через неплотно занавешенные окна виднелся сад, коричневые и зеленые пятна, медленно погружавшиеся в надвигавшиеся сумерки. Я зажег свет, обнял себя руками за плечи и быстро прошелся по дому.