Александр Чернов - Порт-Артур — Токио

Биографы российского Премьера так и не смогли выяснить, о каком именно событии, случившемся при участии Дурново за день до Шантунгской победы, шла речь…

Итак, мои песочные часы опять перевернули. В третий раз.

Добравшись кое-как из захолустного Владимира до Первопрестольной, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь — сразу на вокзал. Повезло. Поезд уходил через сорок минут. Есть время на стакан горячего чаю и бублик с маком в вокзальном буфете.

Пока отогреваюсь у метлахского печного бока, быстро просматриваю свежую газету. Ну, конечно: главная новость — определен срок восстановительных работ на кругобайкалке. Четыре-пять месяцев. Судя по всему, туннель рвануло основательно. Версий три. Японцы, радикалы, националисты. Я бы, пожалуй, прибавил — или наше головотяпство. Но нет: «по заслуживающим доверия сведениям, состав был гружен исключительно продовольствием и предметами обмундирования для маньчжурской армии»… Значит — не сами.

Наконец, колокол… Гудит паровоз, дернул. Еще раз. Поехали… Москва постепенно уходит вдаль. Дома мельчают. Тянут в небо дымки деревни. Скоро вечер. В вагоне хорошо натоплено. И от окна, слава Богу, стужей не тянет. Хорошо, все-таки, ехать первым классом.

Билет на меня действительно был записан. Так что — все серьезно. Однако, так и подмывает: в который раз берусь перечитывать письмо. Так коротко, без прелюдий: «Сергей Васильевич! Прошу Вас прибыть в Петербург возможно скорее, Вам назначена личная аудиенция. Дело крайней государственной важности. Дату прибытия, либо невозможность выезда — телеграфируйте». И подпись: «Личный секретарь ЕИВ по военно-морским делам Михаил Лаврентьевич Банщиков». В письме же его карточка, 50 рублей ассигнациями и квитанция на билет 1-го класса.

Ну, допустим, кто таков этот Банщиков, мне и в ссылке стало известно. И то, как скоро преобразился в делах Император, после того как приблизил к себе прибывшего с Дальнего Востока морского доктора, участника славного дела при Чемульпо, я понимал прекрасно. И искренне радовался, что судьбе было угодно так устроить, что в тяжкий для отечества час возле Николая Александровича оказался не очередной пройдоха и проходимец, а серьезный боевой офицер. И не какой-нибудь старый интриган, не случайный мистик французского разлива вроде разных мсье Филиппов или Папюсов, а, если судить по фотографиям в газетах, бравый молодец, кровь с молоком.

Но все-таки из письма однозначно не следовало, кому я понадобился столь срочно. Автору письма-записки, или все-таки самому Государю, если аудиенция? Если все это не предлог, чтоб добыть меня для какой либо мутной придворной интриги… Если так, то нет — увольте. Не мое-с… Но, как говорится, утро вечера мудренее. Выпив еще чайку и поговорив о всякой ерунде с соседом по купе, лесничим из-под Пензы, устроился спать…

Столица встретила снегопадом. Мягким, пушистым. Здесь много теплее, чем в Москве. Крещенские так не трещат. Взял тут же извозчика. И покатили. Шуршат полозья, с парком покрикивает возница с облучка… Последний раз я ехал Невским полтора года назад. Стояла августовская жара. Тогда ехал в другую сторону. Уже как «неблагонадежный». Провожали самые близкие коллеги. Бесстрашные и честные. Да еще господин Гапон, чуть не подведший к государю убийц в декабре. Приходил, как я теперь понимаю, окончательно уверовать, что вся работа по созданию объединений рабочих, что шла до того под моим началом, остается выброшенной в хлам, и можно кое-чем постараться воспользоваться, поживиться. Как же мне неприятно было вдруг осознать, что в свое время я серьезно ошибся в этом человеке…

Вот уже и Зимний скоро. Но к самому дворцу ехать почему-то не хочется. Прошу возницу остановить.

— Тпр-р-у, родимая…

Стали на углу Морской, напротив арки генштаба. Расплатился. Как обычно не мелочась. Этому «как обычно» усмехнулся в душе: по карману ли шик?

— Благодарствуйте, Ваше сиятельство!

— Какое же я тебе сиятельство, голубчик…

Гнедая протяжно фыркнула на прощанье, скосив на меня большой, добрый глаз.

— Это Вам к удаче, барин. Она вещуха у меня! Коль сейчас не «сиятельство», так стало быть — станете! — крикнул весело так, и укатил…

Дальше пошел сам. Снег так и валит. Я налегке, со мной лишь маленький дорожный саквояжик. Захожу с черного. Карточку офицеру-гвардейцу. Козырнул и просил подождать. С карточкой споро ушли наверх. С сапог и шубы натекло немного. Неудобно, но что делать…

Банщикова узнал сразу. Стройный, подтянутый, как на газетном фото. Длинная морская шинель, фуражка, гвардейские усы, приветливый взгляд. Крепкое рукопожатие теплой, сухой руки. Доброе рукопожатие. И сразу с места неожиданно — «Едемте! Государь нас ждет». Пока переварил известие, выходя за Михаилом Лаврентьевичем из дворца, даже не заметил, как подкатил закрытый санный возок. Сзади шестеро казаков личного конвоя, все при оружии…

— В Царское!

Забираемся внутрь. Уселись. Лошади взяли резво, с гиком за нами казаки… Банщиков весел и непринужден:

— В поезде поспать удалось, Сергей Васильевич?

— Конечно. Человек с чистой совестью всегда хорошо спит.

— Слава Богу, значит мы с Вами немного коллеги. Но я еще, бывает, громко храплю, что соседям по купе очень не нравится. Кстати, вы перекусили чего-нибудь, или сразу с вокзала?

— Честно: сразу с вокзала.

— Значит, предчувствие меня не обмануло…

Банщиков не спеша забрался под свое сиденье и, вытащив тщательно укутанную корзинку, добыл оттуда пироги и бутылку еще горячего чая. Поблагодарив за заботу, я предался трапезе с наслаждением. Оказалось очень кстати.

Дожевав последний пирог, спрашиваю:

— Михаил Лаврентьевич… Цель моего столь неожиданного вызова Вам известна, или я все узнаю непосредственно от Его величества?

— Вполне известна. Пока мы катим до Александровского дворца, как раз предварительно все сможем обсудить.

— Вы действуете по указанию Николая Александровича?

— Безусловно.

— Тогда, чем могу быть полезен? С моей то «неблагонадежностью»?

— Сергей Васильевич, о чем Вы… Какая неблагонадежность? Но, действительно: к делу. Если коротко: с Вашим уходом 3-й департамент преследуют весьма серьезные неудачи. Про инцидент с подачей петиции гапоновцев царю, Вы из газет, конечно, знаете. Затем диверсия на Транссибе. Слава Богу, не раньше на несколько месяцев… Возникающие стачки из чисто экономических буквально по прошествии нескольких часов становятся опасно радикальными, выбрасывают политические лозунги и требования. Итог ясен — нагайки, аресты и… Ответная реакция вплоть до террора.