Олег Мазурин - Убить отступника

– Какая же?

– Знаешь, когда я сидел в каземате в Петропавловской крепости, то от многих наших товарищей слышал, что якобы Милорадовича убил отнюдь не Каховский, а совсем другой человек.

– Не Каховский? Вполне возможно. Я, правда, далече стоял от Милорадовича. Но поговаривают, в него стреляли двое. По крайней мере, я слышал два выстрела. Они прозвучали почти одновременно. Утверждают, что Каховский не стоял в каре, а скрывался среди толпы зевак. Оттуда он и подкрался к губернатору… А тот, что стрелял вторым, находился среди нас, революционеров. Понимаешь?

– Да, загадка.

– Еще какая.

Мухин налил себе водки.

– Тебе налить? – спросил он Голевского.

– Нет, больше не буду, да и тебе не советую. Вам, сударь, уже достаточно.

– Ах, отстань, Саша. Я лечу. Душу и тело. А теперь слушай внимательнее. Боташев как-то перебрал хмельного и стал говорить странные вещи. Революция, дескать, отнюдь не проиграна, что учтены все ошибки декабрьского восстания, и вскоре в России настанет Великий День, воссияет в небе звезда свободы, народ освободится от императора, все станут братьями и сестрами и заживут прекрасной жизнью.

– И на обломках самовластья напишут наши имена. Понятно.

– Да ты не смейся, Голевский. Я тоже сначала подумал, что он бредит. Но он стал говорить о тысячах смелых людей. И что меж них много высокопоставленных людей. Какая-та тайная организация, какой-то союз.

– Союз? Вот это уже интересно. Рассказывай.

– Михаил призывал меня вступить в сей союз. Обмолвился, что имеется некая таинственная заимка в ста верстах от города, и коли я соглашусь стать под знамена этой организации, они меня уведут в город Солнца и примут как родного брата. В общем, подарят мне свободу.

– Город Солнца? Это весьма любопытно. И где же сия таинственная заимка находится?

– Не знаю, он не успел рассказать – заснул. А засим как-то времени не было поговорить с ним. И вдруг случилась его неожиданная смерть. Тогда, ежели честно, я не поверил рассказу. А теперь, кажется, верю. Я полагаю, что такой город в тайге существует. И заимка имеется. Стало быть, Боташев знал этих таежных людей или держал связь с ними через кого-то. Кто они – повстанцы, разбойники, беглые каторжники? Кто же их знает. Говорят, что Михаила убили какие-то каторжники. То есть свои. Я этого не исключаю.

– Я тоже этого не исключаю.

– Твой интерес к этому делу мне понятен, Александр. Ты неспроста приехал в Белояр. Не надо отпираться. Я вижу, как ты самым тщательнейшим образом расследуешь сие дело. Так? Только дурак набитый может думать, что ты прибыл сюда, в эту дикую глухомань, лишь по просьбе старого князя Боташева. Тебя сюда отправляли совсем другие люди, а не князь, и эти люди занимают важные государственные посты. Просто так из Петербурга не приедет сюда инкогнито, гвардейский офицер. Там… – Мухин принял таинственный вид и показал пальцем наверх, – делу Боташева придают серьезное значение. И убийцы нашего товарища весьма интересуют столичных высокопоставленных людей и рассматриваются ими как серьезные противники. Сие верно?

– Может и так, а может и не так, – уклончиво ответил капитан.

Губы мичмана тронула легкая усмешка.

– Увиливаешь. Ну-ну. Дело твое. Неужели ты, Александр, перешел в стан к нашим политическим врагам, неужели ты поменял свои убеждения?

– Если я и поменял убеждения, то в лучшую сторону. Главное, что цель у меня осталась прежней – благоденствие, могущество и благополучие моей отчизны. И я все сделаю для того, чтобы моя страна процветала и была свободной и просвещенной.

– Ладно, это твое дело, Александр, можешь ничего не говорить об истинной цели твоей миссии, я не настаиваю. Я давно тебя знаю как порядочного и благородного человека. И знаю, что любовь твоя к родине безгранична. И коли ты приехал сюда и что-то предпринимаешь – значит, сие во благо России. А я тебе в том окажу посильную помощь, не сомневайся, мой бесценный товарищ.

– Благодарю, мой друг, – расчувствовался Голевский. – Ежели бы я тебя не знал, Федор, я бы не был с тобой так откровенен.

Мухин разлил водки по рюмкам.

– А давай выпьем за нашу дружбу, Александр.

– Давай.

Они выпили, Мухин помрачнел.

– А знаешь, Саша, у меня такое чувство, будто кто-то следит за мной. Поверь мне. И есть другое чувство. Будто скоро я умру. Какая-то тревога на сердце. Неспокойно мне.

– Изволь не говорить ерунды. Эти дурные мысли возникают в твоем мозгу от слишком частых возлияний.

– Нет, меня мое чутье не обманывает никогда. Я знаю точно – я умру. Умру и все тут. Вот так-то, драгоценный мой товарищ. А ты станешь плакать, Голевский, ежели я отдам Богу душу? Скажи правду, Александр.

– Не шути так, друг. Я не верю в твою скорую смерть…

– А зря…

– Брось сие занятие. Ты лучше скажи, дружище. Вот как ты полагаешь, Журавлев мог убить Боташева? Допустим, не сам, а подослав наймитов. Я думаю, что у этих убийц был соумышленник здесь, в Белояре. И он должен был тесно общаться с Боташевым. Я считаю, это мог быть кто-то из наших ссыльных товарищей. Есть у меня такая догадка.

– Не думаю, что Журавлев мог расправиться с Михаилом. Хотя, зная эту историю с ревизией в полку… Все возможно. Но… все-таки нет.

– А Рощин-старший?

– Не думаю. Он же был близким другом Боташева. Я никого из ссыльных не стал бы подозревать в оном злодеянии.

– Может, прощупать здешних чиновников. Гридинга, Бахарева, Кузьмичева?

– Гридинг – прекраснейший человек. И мой наилучший друг. Мы, моряки, всегда родственные души. Даже ежели бывшие. Мы с Гридингом не раз выпивали, не раз вели и задушевные разговоры. Он честный человек и славный. Нет, только не Гридинг, я его хорошо изучил. Он не способен на такое ужасное злодейство, да и политикой он не интересуется.

– А Кузьмичев?

– Кузьмичев? Наш окружной вне подозрений. Он добрейшей души человек и самых честных правил. Был как-то на поселении в Белояре декабрист Лобов, свитский офицер. Он на следствии сам на себя оговорил, за это и получил большой срок. Когда капитана сослали в Сибирь, теща соврала его жене, что тот умер. Та, поверив ей, вышла замуж за другого. А бывшая теща, терзаемая, видимо, муками совести, прислала бывшему зятю пятьсот рублей сюда, в Белояр, а тот не взял. Недолго Лобов здесь пробыл, написал прошение на высочайшее имя, и вскорости ему разрешили перевестись рядовым на Кавказ в действующую армию. Так Кузьмичев дал ему взаймы на дорогу триста рублей. Вот какой молодец. Он к нам хорошо относится.

– Ясно. А вот Бахарев?

– Бахарев вообще старается никуда не лезть. Он всего боится. Как бы что не случилось, как бы что не произошло. Печется о своем положении, опасается его потерять. К тому же он персона тихая, домашняя. Я на него никогда не подумаю.