Валерий Самохин - Мой милый жандарм (СИ)

Секретарь побледнел, беззвучно хватая ртом воздух. Тетка-бухгалтер испугано отпрянула от него в сторону, едва не придавив своим могучим бюстом одного из полицейских.

- Ваньку валяем? - краешком губ усмехнулся околоточный надзиратель.

- Да как можно? - искренне возмутилась я. - Мы к власти завсегда со всем почтением, душой и помыслами чисты, сердцем трепетным открыты.

- Почему ваш сообщник с вами не прибыл? Где он сейчас?

- Какой такой сообщник? Не знаем мы никаких сообщников.

- Испанский дон, - терпеливо пояснил Фрол Семенович, продолжая потрошить мой несчастный ридикюль.

- В глаза не видели никаких донов! - клятвенно заверила я, для убедительности похлопав ресничками. - У нас в деревне отродясь про енту породу слыхать не слыхивали... Про Армагеддон батюшка в церкви сказывал, иных донов мы знать не знаем, ведать не ведаем.

- Ладно! - с силой прихлопнул по столу надзиратель. - Вижу, добром у нас с тобой не сладится. Отвезу в участок, посидишь ночь в раздумьях, утречком передадим тебя в городскую управу. Статья тяжкая, не по нашей части будет... Ну, а если образумишься, иль контингент наш не нраву придется, то милости просим на допрос - душу облегчишь признанием чистосердечным, глядишь, и мы придумаем в чем посодействовать.

Ага, слышали мы байку про чистосердечное признание. Оно, конечно, душу облегчает, несомненно, но и срок увеличивает несоразмерно. Фабриканту про это расскажи, вдруг покается.

Я ехидно улыбнулась в ответ. С независимым видом взяла зеркальце, картинным жестом поправила локон и послала воздушный поцелуй взирающему на меня с неподдельным ужасом секретарю.

Фрол Семенович нахмурился.

- Имей в виду, в этот раз не отвертишься. И улики письменные имеются и свидетели надежные в полном комплекте.

Мне вдруг вспомнились мои студенческие годы. Учебная практика. Скучная, серая, сплошь цифры да кодексы. Вот мы и бегали к друзьям со следственного факультета - у них учеба была не в пример веселее. Больше всего манил угрозыск. Один из старых оперов частенько поучал нас: зубрите, мол, девчонки, блатную "феню", в жизни все сгодится.

Я насмешливо прищурилась.

- Свидетели, значит?

- Целая фабрика, - с некоторым недоумением подтвердил околоточный надзиратель.

Поманив его пальчиком, я шепотом произнесла:

- У тебя, гражданин начальник, кивалы рамсят не по понятиям. Кумовью в рот глядят за пайку позорную, вона какие ряшки понакусали... - кивком указав на щекастую тетку, ехидно добавила: - А гражданину терпиле передай: пусть рога в сумку сложит да обратку включит, иначе его же подстава против него самого и обернется.

Надзиратель отпрянул от меня, словно от прокаженной.

- Это чего вы, барышня, такого говорите? - ошарашено выдохнул он.

Безмятежно улыбнувшись, я промурлыкала:

- Вы бы мне не "тыкали", господин полицейский, глядишь - и беседа у нас сложилась бы иначе... - и гордо вскинула подбородок: - А с хамами общаться я отказываюсь наотрез!

... Закончили с формальностями быстро. Понятые подписались под протоколом, я напомнила про свою неграмотность и заявила, что и крестики рисовать не умею. Со мной не спорили, протокольно зафиксировав отказ.

Узрев меня под конвоем, Пахом едва не подавился семечками. Но надо отдать ему должное - стоило мне многозначительно подмигнуть, как он приласкал хлыстом вороного, сорвав того с места в карьер. Вот дядюшка-то обрадуется!

В участке со мной особо не церемонились. Грубо обыскали и столько же неласково затолкали в одиночную камеру с маленьким зарешеченным окном. Спасибо и на этом, что не в общую кутузку с местными отбросами общества.

К вечеру началось паломничество. Первым заявился долговязый полицейский с унылым, отечным лицом. Поставив передо мной железную миску с кашей и кружку, накрытую сверху ломтем хлеба, он присел с края лежанки. Помолчал немного, вздохнул тяжело и горестно произнес:

- Не повезло вам, барышня.

- Это почему же? - из чистого упрямства возразила я.

Оставив мой вызывающий тон без внимания, он неторопливо продолжил:

- Делишки свои эти господа обстряпывают с умом, не придерешься. В этом они мастаки изрядные. Не далее как в прошлом месяце вдова полковничья в их сети попалась, отступного сто тыщ заплатила, лишь бы позору избежать и огласки. На жалобы не надейтесь попусту, у них везде волосатая лапа имеется... Мой вам совет житейский: платите, не чинясь, сколь не попросят... - с кряхтением поднявшись на ноги, он сумрачно покачал головой и вновь повторил: - Не повезло вам, барышня, шибко не повезло.

М-да, ларчик-то оказался с потайным дном. Дело оказывается вовсе и не в надзирателе. Попала ты, Анька, под обыкновенное мошенничество. Судя по всему, красавчик Жорж втирался в доверие к наивным и влюбчивым простушкам, вроде меня, после чего жертву самым элементарным образом подставляли. Похоже, что в моем варианте меня подводили к афере с мифическим долгом, но я сама дала им в руки куда более весомый козырь.

Интересно, дело о вымогательстве посредством шантажа прекращается за примирением сторон, или меня осудят в любом случае? Впрочем, что сейчас гадать. Состоянием разжиться я еще не успела, да и платить им в любом случае не собираюсь. Хотя улики против меня, надо признать, бесспорные. Шансов выкрутиться нет ни малейших.

Ладно, нечего горевать раньше времени. Голова тебе для чего дана? Вот и думай, вырабатывай линию защиту. Свидетели ерунда, их всегда можно запутать, но документ с моим почерком - это уже серьезно. Да и купюры меченые просто так со счетов не сбросишь.

Спокойно поразмыслить мне не дали. Дверь скрипнула тонко, протестующе, и явила взору ненавистную лысину.

- Не надумала признания давать?

Фрол Семенович взирал на меня насмешливо, с ехидцей.

- Пошел вон, хам! - ровным тоном посоветовала я.

Надзиратель засопел гневно, поскреб щетину ожесточенно, но в перепалку вступать не стал. Лишь дверью хлопнул так, что штукатурка с потолка осыпалась крупными хлопьями. Непонятно, чего он так злится? Вроде ничего плохого я ему не сделала, только собираюсь.

Не прошло и минуты, как нарисовался Жорж. Собственной гнусной персоной. С заискивающей улыбкой на губах и с дурацким букетиком ромашек в вытянутой руке. Боже мой, какой он все-таки идиот!

- Вот видите, мой милый друг, какая оказия приключилась, - шмыгнув носом, плаксиво пожаловалась я, едва сдерживая истеричный смех. - Вашими стараниями, так сказать, да молитвами.

Жорж принялся горячо уверять меня, что он здесь не причем. Что виной всему нелепая и трагичная случайность, да происки злобного, коварного фабриканта. Он рассыпался мелким бесом, то срываясь на откровенный подхалимаж, то попрекая меня, что не посоветовалась с ним прежде. Уж он-то, надо полагать, вмиг раскусил бы ловушку.