Валерий Самохин - Мой милый жандарм (СИ)

Жалко мне его. Может, в обморок нечаянный упасть? Нет, не стоит. Лучше я его поцелую. Точно! Пусть он сам в обморок падает!

- Отказываюсь, - грустно подтверждаю я. - Не обижайтесь на меня, мой милый спаситель, но за свои поступки я привыкла отвечать сама.

Он вновь краснеет. Пытается что-то возразить, но, оборвав себя на полуслове, огорченно машет рукой. Ссутулившись, бредет к выходу. На пороге оборачивается, отрывисто кивает.

- Честь имею!

Негромко окликаю - в спину.

- Деян Иванович...

Кутаюсь в одеяло, вскакиваю, ругая себя последними словами. Ну нельзя же так с человеком! Он тебе руку помощи протянул, а ты, оттолкнув, даже поблагодарить не соизволила.

Подхожу вплотную, приподнимаюсь на цыпочки, целую в колючую щеку.

- Спасибо... - шепчу с нежностью.

Кареглазый жандарм вспыхивает, что пионерский галстук на утренней линейке в позабытом детстве. Мерзко хихикаю, показываю язык взирающему на нас с отвисшей челюстью надзирателю, с грохотом закрываю дверь темницы.

Теперь можно побыть в одиночестве.

Поплакать.

***

Едва невидимые за мутным стеклом кутузки уличные часы пробили полдень, птичку выпустили из неволи.

За мной пришли.

Сияющий, что ярмарочный самовар Петр Трофимович и напыщенный, самодовольный Жорж. С букетом белых гвоздик.

Идиот!

Нет, приятно, конечно, но все равно идиот. Почему? Да просто вредная я сегодня с самого утра.

Дядюшка, радостно сграбастав меня в охапку, пробасил в самое ухо:

- Все в порядке, дочка! Залог внесли, судебный приказ имеется, все чин по чину, комар носу не подточит. Поторопись, матушка все глаза выплакала, тебя дожидаючись, ... И не забудь помолиться за нашего благодетеля: кабы не он, деньги на выкуп так споро я бы не нашел.

- Завсегда рад услужить со всем моим почтением.

Жорж расплылся в самодовольной улыбке, по-гусиному выпятив грудь. Спаситель, прости господи! Ему бы крылья развернуть, да с гоготом по кругу пройтись! Гусак он есть гусак. Глупый и самовлюбленный.

- Свечку поставлю непременно, - клятвенно заверила я, чуть тише пробормотав: - Ректальную.

Секундочку подумав, благосклонно протянула руку для поцелуя. Поморщилась, почувствовав телячьи губы на запястье. Ладно, решила про себя, без молитвы благодарственной ты, братец, перебьешься, но молочком при случае угощу.

Расписавшись в караульном журнале, послала воздушный поцелуй надзирателю и... как там у Пушкина? Темницы рухнут - и свобода вас встретит радостно у входа, и братья меч вам отдадут...

Свобода встретила меня ленивым взмахом хвоста и приветственным ржанием: у крыльца участка скучала знакомая парочка - меланхолично жующий вороной и вечно сонный Пахом. Имелся в наличии сыромятный кнут, с мечом, судя по всему, вышла промашка. Ошибся классик, с кем не бывает.

Спрыгнув с облучка, Пахом помог мне забраться в коляску. Дядюшка пристроился рядом со мной, Жорж по-молодецки запрыгнул в стоящий по соседству наемный экипаж.

Щелчок кнута, визгливый скрип колес.

Тронулись.

Все дорогу дядюшка горестно вздыхал и сопел, бросая на меня жалостливые взгляды. Вот, гадство! У самой кошки на душе скребут, еще и он со своим непрошеным сочувствием... Сглотнув подступивший к горлу комок, я задрала вверх подбородок, всем своим видом излучая спокойствие и уверенность.

Видать, плохая из меня актриса, дядюшка не выдержал уже через минуту, вздохнув горше прежнего:

- Эвон, какие каверзы судьбинушка творит, врагу клятому не пожелаешь... - и, не дождавшись ответа, пытливо глянул из-под кустистых бровей: - Вижу, дочка, терзаешь себя в раздумьях скорбных. Ты не стесняйся попусту, коль совет нужен, так прямо и скажи. В делах судейских проку нет от меня, но житейский опыт поболее будет, чем смогу - тем завсегда подсоблю, можешь не сумлеваться.

Придержав шляпку, едва не сорванную внезапно налетевшим ветерком, я задумчиво пробормотала:

- В библиотеку мне надобно попасть, и как можно скорее.

- В библиотеку? - с изрядной долей удивления переспросил дядюшка.

- Угу... - безмятежно кивнула я.

Петр Трофимович озадачено подергал себя за бороду. Затем хлопнул по спине кучера - не гони, окаянный, думать мешаешь, - и догадливо вскинулся:

- Законы хочешь подучить?

- И это не помешает, - подтвердила я. - Но в первую очередь хотелось бы полистать подшивки старых газет.

- Да на кой ляд они тебе сдались? - не в силах разгадать загадку, сердито засопел дядюшка.

- Объявление одно хочу найти, - отстранённо пояснила я. - Надо выяснить, продавался ли славянский шкаф или мне показалось.

От настойчивых расспросов я увильнула самым бесстыдным образом, сославшись на приступ мигрени - неизменную спасительницу прекрасной половины человечества в трудные минуты различных жизненных ситуаций.

Не время для пустых разговоров, мне не давало покоя памятное объявление. То самое, что попалось на глаза в пыльном подвале фабриканта Астафьева. И если удастся найти эту газету, шансы на спасение из призрачных превращались в мизерные. А это уже кое-что, при таких раскладах можно и повоевать.

... Серафима Павловна, вопреки ожиданиям, встретила меня без охов и вздохов. Молча обняла, крепко прижала к себе и, незаметным движением смахнув слезинку, потащила в купальню. Грозно цыкнув на замешкавшуюся девку, что помогла мне в прошлый раз, моя радетельница столь же строгим голосом приказала лезть в ванну.

Спустя мгновенье невесомое облако с головой укрыло меня от окружающего мира. Блаженство! В пахнущей душистым ландышем пене таяли, исчезали ненавистные запахи околоточной кутузки. Так бы и пролежала вечность, засыпая под убаюкивающий напев журчащей из медного крана воды, но не судьба: обиженная чем-то горничная сварливо поведала, что время полдничать подходит, и приличным барышням невместно спускаться к гостям без соответствующего антуража.

Спорить я не стала - пусть будет антураж. Мимолётно спросила:

- Тебя как зовут?

- Меланьей от рожденья крестили, - буркнула служанка.

Пока стараньями Меланьи и доисторического утюга на паровом ходу - если это не локомотив, тогда зачем в него уголь засыпают?! - мой наряд приобретал божеский вид, я торопливо приводила в порядок себя любимую. Из всего обилия местной косметики рискнула воспользоваться лишь карандашом для подводки глаз - помада и пудра от лучших парижских домов моды меня, честно говоря, не впечатлили. И фена завалящего поблизости не наблюдалось.

Интересно, как они прическу укладывают? Надеюсь, что не в печке...

***

Йоханн

- Смею надеяться, господин Розенталь, что отныне мы с вами в полном расчете и претензий ко мне более не имеется?

Голос дознавателя звучал сухо и неприязненно, с оттенком застарелой обиды. Он явно видел во мне источник своих бед и злоключений. В стенах всесильного ведомства эта обида казалась особенно неуместной.