Александр Богатырев - Самолет для валькирии (СИ)

- То, что она сказала по опасности излучения радия -- для меня откровение! - тут же поделилась своим мнением Мария. - Можно ли этому верить?

- Дорогая, ты видела схему прибора, что она начертила. Уже с первого взгляда видно, что она остроумна и будет работать. А это означает, что она знает о чём говорит.

- Собственно я не об этом... - вымолвил Липман. - Я как-то себя чувствую... Не в своей тарелке. И, признаться, виновато.

- Это почему? - удивился Пьер.

- Дама уж сильно экстравагантная! И если мы, предполагаем на неё работать... Стоило бы знать чем она живёт заранее! И эти кинжалы в рукавах!...

- Они вас шокировали? - заинтересовался Пьер.

- Не то слово! Это так нецивилизованно!

- А я её не осуждаю. - спокойно кинула Мария. - Я представила себя в чужом городе, одну, да один на один с аборигенами, у которых свои понятия о культуре и приличиях... да ещё не знаешь, когда и куда смотреть, чтобы тебя случайно не зарезали...

- Но, помилуйте! Это же Париж! Мы, цивилизованная страна! - Воскликнул Липман.

- Я утрирую. - сдержанно улыбнулась Мария. - Но то происшествие с хулиганами... Я поставила себя на её место. И не могу осудить.

- И её понятия о том, что должно... - задумчиво заметил муж.

- Да. Как бы она о нас, не сложила крайне нехорошее впечатление. Вообще о европейцах. Ведь действительно у нас здесь негров и "жёлтых людей" за равных не держат. А держат за говорящих животных.

- И, тем не менее... Мы уклонились от сути. - попробовал прервать неприятную тему Пьер. - будем ли мы работать на эту "принцессу"?

- Вы думаете, что она всё-таки принцесса? - сделал вид что удивился Липман.

- Допускаю. - усмехнулся Пьер. - Восток дело тонкое.

- Но если так на всё это смотреть... Думаю, что договор на обучение студентов из России -- это как-то очень даже обычно. Но всё остальное!..

- Выполнение работ, которые предложила мадемуазель Юсейхиме, предполагает за ней обширнейшие знания, и незаурядный ум. - начал "растекаться" Липман.

- Но меня смущают цели этих работ... - возразил Пьер. - Не окажется ли что мы тут работаем на людей с... тёмной репутацией?

- А вот тут... Не думаю, что так, господа! - вдруг возразил Липман. - Она мне такого наговорила в самой обычной беседе, что я даже не знаю... Идей на осуществление, причём очевидно перспективных она выдала множество... Кстати, хотел бы вам обратить внимание на её пассаж насчёт опасностей! Оч-чень рекомендую прислушаться! Уже убедился что очень стоит!

- Вы что-то успели проверить из её идей. - как утверждение кинул Пьер.

- Более чем!

- Но говорит она часто так, как будто наизусть цитирует учебник... - добавил Пьер. То ли в осуждение, то ли для заметки всем остальным.

******

Натин не сразу пошла в гостиницу.

Она завернула к историкам и там выяснила ещё множество подробностей. После зашла в библиотеку и основательно проштудировала произведение Гобино. Хоть и читала она очень быстро, но чтение заняло её аж до глубокого вечера.

Когда же она всё-таки вернулась в отель, вид у неё был взвинченный.

Она зашла к себе, убедилась, что и Паола, и Ольга на месте и с ними всё в порядке, как-то очень резко от обоих отмахнулась, обрывая вопросы и удалилась к братьям.

Обоих она застала в весьма благодушном настроении. Но взвинченность Натин заставила и их подтянуться. А когда Натин довольно резко отказалась от чая, бросив "потом", они поняли, что у неё новости весьма горячие.

Оба как-то по-особому переглянулись, но никто ничего не сказал, предпочитая выслушать что скажет сама Натин.

Василий плюхнулся за стол, с недопитой чашкой чая, а Румата, наоборот растянулся в кресле забросив руки за голову и уставившись в потолок. Лишь иногда бросая заинтересованные взгляды на Натин. Это её слегка покоробило, но дело есть дело.

- Как я понимаю, - начал Румата, - ваши научные изыскания наткнулись на нечто интересное? Неужто супруги Кюри додумались до атомной бомбы?

- Вы зря ёрничаете -- понизив голос, холодно заметила Натин, но Румата не унимался.

- Так-таки они додумались?! - картинно округлив глаза подпрыгнул он в своём кресле.

Натин поморщилась.

- Дело не в том, что они там думают, а совершенно в другом. В том, что я наткнулась на теорию, которая... очень мерзкая! И она, судя по моим наблюдениям, уже проникла в массы.

- Неужели Марксизм? - также ёрнически "заметил" Румата, но наткнувшись на очень осуждающий взгляд Василия тут же заткнулся и откинулся в кресле, приготовившись слушать.

Когда же Натин таки начала рассказывать, на лице Василия медленно проявились признаки смутного узнавания. И чем дальше он слушал, тем всё более явственно это узнавание пропечатывалось на его лице.

Весьма скоро он слушал Натин очень и очень внимательно.

- ...Цвет кожи служит для Гобино основанием выделения трех основных рас: белой, жёлтой и чёрной. - как заправский лектор чеканила Натин. - Эти расы Гобино рассматривает в виде трёхступенчатой иерархической лестницы с белой расой вверху и чёрной -- внизу.

Говоря это, Натин помогла себе соответствующими жестами, рубанув ладонью воздух и обозначив эти уровни иерархической лестницы.

- Внутри белой расы высшее место занимают, по Гобино, "арийцы". Расы, по его мнению, отличаются постоянством и неуничтожимостью физических и духовных черт; белая раса превосходит остальные в физической силе, красоте, упорстве и так далее. Но самый главный критерий места в расовой иерархии -- это интеллект. Славян Гобино относил к смеси "белой" и "желтой" рас и считал второсортными народами, способными занимать лишь подчиненное положение.

- То есть положение рабов, - с непонятным, для неё сарказмом, заметил Румата.

Натин же этому не придала значения, посчитав вполне уместной репликой, кивнула и продолжила.

- Гобино и местные расологи полагают, что все качества, присущие расе, запечатаны в "крови". То есть, если перевести в наши термины, в генах. А это значит, по их мнению, существуют заведомо дефективные народы и смешение высших рас с низшими ведёт к их вырождению.

Другое следствие из этой "теории", то, что европейцы, "генетически предназначены" быть властителями всего мира, а все остальные расы и народы, должны быть у них в подчинении или в откровенном рабстве.

- И отсюда "бремя белых". - опять встрял Румата со своим легкомысленным тоном.

На этот раз Натин прервалась и вопросительно посмотрела на него.

- А это что ещё за "бремя"?! - с подозрением спросила она.

- Это, уважаемая Натин, - с мечтательным выражением заметил Румата, - знаменитейшее стихотворение, некоего Редьярда Киплинга. И я бы особо отметил, гениальнейшего поэта.

- Но расиста! - как приговор выговорила Натин с осуждением глядя на Румату. Но тот, продолжая смотреть в потолок, с охотой подтвердил.