Мишель Смарт - Бывшая любовница

Кара говорила и говорила. Если Пепе смог раскрыть перед ней свою душу, то и она сможет.

– У отца было столько любовных связей, что я счет потеряла. Раз от разу мама заявляла, что уходит, но постоянно его прощала. – Кара вздрогнула. – Я слышала, когда у них бывал примирительный секс. Ничего более отвратительного я в жизни не слышала. А знаешь, что было самым ужасным?

Он покачал головой. На лице у него застыла непроницаемая маска.

– Он ее оставил. После всех измен, вранья и унижения он как-то ушел на работу и больше не вернулся. Он нашел себе юную любовницу, которая «заставила его снова ощутить себя молодым человеком». Моя мать была совершенно раздавлена. Я не думаю, что она когда-нибудь сама оставила бы его. Она ждала его два года в надежде, что он вернется к ней, но, когда он прислал ей документы на развод, она наконец поняла, что все кончено, и увезла меня в Англию, чтобы начать новую жизнь.

Не в силах больше сдерживаться, она погладила Пепе по щеке и провела большим пальцем по щетине на подбородке. Темно-голубые глаза Пепе расширились, он прерывисто вздохнул.

– Вскоре после того, как мы приехали в Англию, мать познакомилась с мужчиной, таким же как мой отец. Обаятельным обманщиком, который был не в состоянии думать ни о чем, только о сексе. И она так же прощала его каждый раз, как и отца. Всю свою жизнь я чувствовала, что родителям я не нужна, что у них главное – это их секс. Я… я боялась стать похожей на них. Наш ребенок никогда не будет чем-то второстепенным. Никогда. Я этого не допущу. Наш ребенок ни в чем не виноват и заслуживает любви, которую я – и, надеюсь, ты – смогу дать ему или ей. – Кара закусила губу. – Но, Пепе, я так боюсь!

– Боишься? Чего?

– Тебя, – призналась она. – До встречи с тобой секс казался мне чем-то дешевым, малопривлекательным, от него можно было ждать только грубой силы и унижения. Я ничего этого не хотела. Но сейчас я могу понять, почему моя мать позволяла отцу обращаться с ней как с хламом и почему позволяет отчиму обходиться с ней так же. И я чувствую, что у меня внутри происходит то же самое, когда я с тобой. Я проснулась сегодня утром с мыслью уехать, но я… не в силах тебе противостоять. Я боюсь, что если останусь надолго, то не захочу больше уходить от тебя.

Ладонь Пепе легла поверх ее руки. Он смотрел прямо ей в глаза:

– Ты думаешь, что влюбилась в меня?

– Нет! – прозвучал ее мгновенный ответ.

Она выдернула руку, сжала пальцы и отвернулась.

– Хорошо.

Пепе взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него. Она вздрогнула.

– Я сказал «хорошо», потому что есть возможность пройти этот путь без потерь для нас и для нашего ребенка. Я никогда никого в жизни не обманул. После того, как со мной поступила Луиза, я никому не пожелаю пережить подобное. Я предпочитаю, чтобы мои связи были краткими и приятными. Допускаю, что иногда сплю с бывшими любовницами. Но никогда не вступал в связь одновременно с кем-то еще.

Пепе наблюдал за Карой – она прикусила нижнюю губу. То, что он узнал о ее прошлом, многое объясняет. Собственные жалобы на свое детство – это мелочь по сравнению с ее детством. Он-то никогда не сомневался в родительской любви.

– У меня к тебе предложение, – задумчиво произнес он. – Ты меня выслушаешь?

Она кивнула, хотя и с некоторой опаской.

– Мы не любим друг друга, но хотим друг друга – и это серьезный довод. В конце концов эта страсть истощится.

– Ты так считаешь? – с надеждой спросила она.

Непонятно почему, но Пепе почувствовал болезненный укол в грудь.

– Пока мы вместе, я могу пообещать, что буду только с тобой. Когда наша страсть друг к другу естественным образом себя исчерпает, мы сможем разойтись… как друзья. Мы оба хотим добра нашему ребенку, а это значит, что для него или для нее важно иметь родителей, которые уважают друг друга и постараются сделать все для счастья своего ребенка. У нашего ребенка будет двое родителей, которые вполне счастливы и не питают взаимной неприязни.

– Значит, ты веришь, что ребенок твой?

Он закрыл глаза, потом кивнул:

– Да, cucciola mia . Я верю, что ребенок мой. Прости меня. Не верить людям… это настолько въелось в меня, что, когда ты сказала мне, что беременна, я первым делом этому не поверил. Наверное, у меня слегка поехала крыша.

– Слегка? Не верится, что слегка. – Она сказала это с улыбкой, осветившей ее лицо.

Настроение у него поднялось. Вот уж что он знает точно, так это то, что его рыжеволосой любовнице неизвестно такое чувство, как эгоизм. Он не заставит ее платить за грехи Луизы – ему совесть не позволит. И ребенка своего он не заставит платить за это.

Его ребенок…

Он действительно станет отцом.

Грудь распирало от радости. Его ребенок. Их ребенок.

– Думаю, что нам надо попробовать… побыть вместе минимум две недели, чтобы избавиться от… этого наваждения.

– И я больше не буду пленницей?

– Ты можешь уходить и приходить по своему усмотрению. Я даже дам тебе ключи. Видишь, я стараюсь. – Настроение у него поднялось еще на несколько градусов. Все задуманное может сработать. – Если ты дашь мне реквизиты своего банка, я положу на твой счет сумму, которая в какой-то мере возместит тебе потерю зарплаты в аукционном доме.

– Так ты веришь, что я не охочусь за твоими деньгами? – с волнением спросила она. – Все, чего я хочу, – это обеспечить нашего ребенка.

– И обеспечишь, – пообещал он. Сейчас, когда он открыто признал свое отцовство, у него словно с плеч упал огромный груз.

Глубоко в душе он всегда знал правду. Кара была слишком… прямым человеком, чтобы сказать даже самую безобидную ложь.

Волна чего-то подозрительно похожего на чувство вины прокатилась у него внутри.

Пепе знал, что ему предстоит долгий путь, чтобы уладить все дела с Карой.

И он знал, с чего начать.

Пепе взял ее за бедра, притянул к себе и усадил на себя верхом.

– Что ты делаешь?

– Отмечаю наше соглашение. – Он наклонил голову и поцеловал ее.

– Таким образом? – Она перевела дух, когда он оторвался от ее рта.

Пепе терся лицом о ее шею, наслаждаясь нежной, атласной кожей и пьянящим запахом.

– Можешь придумать способ получше?

Кара откинула голову, чтобы ему было удобнее.

– Нет. Ничего лучше не придумать. Это восхитительно.

Заканчивались две недели, а Каре и в голову не приходило уехать.

Она не была больше пленницей, могла приходить и уходить, когда ей того хотелось. Она часами бродила по парижским музеям и галереям, включая трехдневную экскурсию по Лувру. Много приятных минут она провела в парижских кафе за чашечкой шоколада.

Ее личные вещи, а также книги по истории искусств, наконец прибыли из Дублина, и она с удовольствием их разбирала. Большая часть осталась в коробках, поскольку, как напоминала себе Кара, она здесь временно.