Сергей Васильев - Останется память

– Долго еще ждать? – спросил я как бы сам себе.

Гоша уловил интонацию и ответил:

– Через пять минут. Первый поезд. Ну, ладно, бывай. Не встретимся уж.

– Почему это?

Гоша улыбнулся, тряхнул дредами и подмигнул.

– Вряд ли ты сюда еще приедешь. А когда меня освободят, и я вернусь в Сити, то не узнаешь.

Как призрак возник на пути поезд: бесшумно и почти мгновенно. Гоша потрепал меня по плечу, подтолкнул к открывшейся в перегородке двери, и я сделал несколько шагов к пустому вагону. Забрался внутрь и сел на ближнее кресло. Зеркальная с этой стороны перегородка не давала разглядеть происходящее на станции.

Поезд тронулся и мягко набрал скорость.

Изнутри вагон выглядел вполне прилично: ни "высокохудожественных" рисунков, ни глубокомысленных надписей, ни порезанных сидений. Даже бегущая строка в торце вагона не была заплевана жвачкой и исправно показывала время, название станции и прочую информацию, нужную для пассажиров. Я даже перестал беспокоиться: все Гошины предупреждения показались надуманными и чрезмерными. Понятное дело: где-то он преступил закон, пообщался в камере с какими-нибудь хулиганами и теперь превратно смотрит на мир. Я же внимательно изучал вид из окна, специально сев так, чтобы смотреть на город. Солнце отсвечивало в бесчисленных зеркальных поверхностях, словно включались лампочки бегущей строки, сигнализируя о чем-то важном, но совершенно непонятном.

На второй остановке "Juzhnaya TEC" вошло несколько человек и уселись в разных концах вагона. Конечно, они могли быть незнакомы друг с другом. Но всё равно показалось странным, что они тщательно выбирали места так, чтобы ближайший сосед находился не менее, чем через два кресла.

Тут я полностью расслабился. Еще бы. Ни одна банда не будет бесчинствовать при свидетелях. Так что в вагоне можно не ожидать нападения. Вскоре мы проскочили над Невой по огромному вантовому мосту и повернули на север. Солнце сразу ударило по глазам. Я заморгал, поезд притормозил на очередной остановке, и в вагон ввалилась компания. В кожаных штанах и куртках с многочисленными заклепками, в разноцветных платках на головах, в тяжелых ботинках на рифленой подошве. Не сказать, что я никогда не видел подобных людей. Видел. Но, главным образом, на новостном канале, когда диктор, захлебываясь словами, вещал, что доблестные сотрудники полиции обезвредили очередную банду, терроризирующую окрестности. При этом у бандитов были сытые довольные рожи людей, которые только что получили прибавку к жалованью. Вошедшие же казались тощими, хмурыми, злыми и грязными. Они явно ненавидели всех вокруг, но при этом ни к кому не лезли и не начали сразу же курить и плевать на пол. Сели в сторонке, в дальнем углу вагона, и принялись тихо переговариваться.

Поезд катил быстро. Я не успел оглянуться, как проскочили "Utkina zavod'" и остановились на станции "Veseliy poselok". Тут тоже прибавилось пассажиров. Выглядели они странно: в черных картузах, красных и синих косоворотках, в полосатых штанах, заправленных в хромовые сапоги. Они встали у дверей, сплюнули в ладонь семечки и всем скопом направились к вошедшим ранее рокерам.

Никто не обратил на них внимания. Я тоже постарался сделать незаинтересованное лицо: местные разборки меня совершенно не касались. Однако ничего из того, что я ожидал, не произошло. Никто не вытаскивал ножей, не нападал. Они просто постояли друг напротив друга, перекинулись парой слов, и на очередной остановке рокеры вышли. Их место заняли парни в картузах.

На "Porohovie" всё повторилось. Картузников сменили бритые парни в кожаных плащах. А их, в свою очередь, – панки с разноцветными ирокезами.

На них всё и закончилось. Очередная вошедшая группировка не стала разговаривать. Молча, без криков и предупреждений, она напала на сидящих панков и начала избивать их. Били насмерть. Точными выверенными ударами. В ход шли короткие дубинки и кривые ножи с широкими лезвиями. Панки сразу потеряли троих, захлебнувшихся кровью из перерезанных горл и упавших в проход, чуть ли не под ноги остальным пассажирам. Только тогда панки начали обороняться. Вытащили цепи и принялись суматошно ими размахивать, пытаясь задеть кого-нибудь из нападавших.

Я на секунду отвел взгляд от разборки. Никто из пассажиров и не шелохнулся. Все спокойно читали электронные книги, смотрели видео, слушали музыку. Будто происходящее их никак не касалось. Никакой реакции не отражалось на лицах. Драка оказалась где-то за гранью восприятия.

К сожалению, я не смог остаться равнодушным. Что-то во мне требовало: "Вмешайся! Прекрати этот ужас! Разведи их!" Панков оттеснили в самый конец вагона. Уже четверо из них лежали на полу и не подавали признаков жизни. Из вновь вошедших был ранен один. Он глухо стонал, держась за рассеченную голову, и качался на кресле из стороны в сторону. И это был единственный звук человеческого голоса. Я прекрасно понимал, что не смогу утихомирить дерущихся. Максимум, что получится – перевести их гнев на меня. Несколько ударов – и я свалюсь. Потом останется только добить меня и перерезать горло.

Я встал, сделал шаг и заорал:

– Прекратить!!

На что я надеялся? На чудо? На то, что они послушаются и, как невинные овечки, смиренно разойдутся по местам? Позвонят в службу спасения и позовут на помощь специалистов по резаным ранам?

Они повернулись.

Поезд затормозил.

На табло мелькнула надпись "Murino", и в вагон запрыгнула группа спецназа: в касках, бронежилетах и с автоматическим оружием в руках. Казалось, они возникли здесь еще до того, как поезд остановился и открылись двери, настолько быстро они действовали. Всех стоящих повалили на пол, заломили руки за спину, скороговоркой прочитали их права и обязанности и поволокли из вагона. Ко мне подошел один из спецназовцев, презрительно оглядел, выпячивая челюсть, и двинул подбородком: на выход.

Двери не закрывались. Пассажиры никак не реагировали. И я пошел, понимая, что если не пойду сам, меня вышвырнут наподобие остальных.

– Зачем вы вмешались в драку?

Казалось, это был единственный вопрос, который действительно волновал следователя. Он повторял его раз за разом, чередуя с совершенно невинными, на его взгляд, об имени, месте работы, социальном положении, зарплате, месте жительства, привычках и профессиональных успехах. На мой взгляд, как раз эти вопросы и были самыми сложными: приходилось напрягать память, чтобы выдавать в быстром темпе обычные сведения. На вопрос же про драку я отвечал однозначно:

– Чтобы ее прекратить.

Следователь не понимал. Это явственно читалось у него на лице. Ну, кто может унять десяток вооруженных разбушевавшихся парней, которые заведомо сильнее его? Ни один разумный человек даже пробовать не станет: для этого есть специальная служба, которая и явилась по вызову автоматической службы оповещения. Какой смысл вмешиваться? Какой смысл подвергать свою жизнь нешуточной угрозе? Зачем? Если только… Если только этот субъект, сидящий перед следователем, не имеет какой-либо власти в определенных кругах.