Александр Богатырёв - Самолет для валькирии

– Поясняю для тупых… – с сарказмом начал Григорий. – Во-первых, у нас тут на носу проект по влезанию в англо-бурский конфликт. А это значит, что у нас максимум три месяца на подготовку. Что очень мало для подготовки полноценного экспедиционного корпуса. Во-вторых, когда закончится эта война, начнётся "бурление говн" в Латинской Америке. Вот с этого.

Григорий помахал в воздухе томиком "Теологии освобождения", один из экземпляров которого отдал парагвайцам. Печатать его пришлось "на коленке", на захваченном в Париж оборудовании. А после переплетать в местной мастерской. Но, в целом, все остались довольны. Главное, что материал уже был на накопителях – его ещё Василий туда загнал, когда готовили яхту в своём мире – а творчески переработать и дополнить его, тут уже все вместе постарались. [13]

– Ну… – несколько неохотно включился в обсуждение Василий, – начнётся оно только тогда, когда там книгу прочитает достаточно большое количество людей…

– Следовательно, надо её туда как можно быстрее доставить. Чтобы напечатали.

– А зачем такая спешка?!

– Мне представляется, что эта идеология, будет покруче станкового пулемёта, и реактивных систем залпового огня. – ещё больше оскалился Григорий. – Да ещё, что-то мне подсказывает, что наши контакты с парагвайцами не остались незамеченными. А уж после погрома в Южной Африке наглы "сложат два и два"… И кинутся в Южную Америку. "Выпалывать сорняки". Но тогда нам там развернуться будет очень затруднительно! Если вообще возможно.

– То есть, ты предлагаешь бросать всё и бежать в Парагвай?!! Поднимать их?!! Братик! А пупок у нас не развяжется?

– Ну так я и говорю: цейтнот! Но если мы вовремя договоримся на территории Парагвая и закрепимся там, то мы будем далеко впереди всех наших врагов. Ведь пока бриты заняты в Африке, они вряд-ли будут пристально смотреть в сторону Америки. Да ещё в сторону такой нищей страны, как Парагвай.

– Резонно… Но опять: пупок не развяжется?!

– Ну ты заладил!!! – начал злиться Григорий. – Я предлагаю сейчас и срочно договориться с тамошними. Чтобы "процесс пошёл". Они там сами без нас большую часть сделают, когда поймут что им в руки пришло! А когда в Африке война закончится…

– В обозримом будущем – не закончится! – буркнул Василий.

– … Хорошо! "Когда этот раунд войны там закончится" – ядовито поправился Григорий. – У Парагвая будет нужный гандикап. И в идеологии и, если мы ещё сможем что-то у них построить, в промышленности.

Василий брезгливо поморщился, но ничего не сказал.

– И что, я зря просил полковника не ставить дат? Здесь! – Григорий помахал в воздухе, рекомендательными письмами.

Василий задумался. И по тому, что в его глазах зажёгся хищный огонёк, Григорий понял, что братец понял. Увидев такое, он ещё и усугубил.

– Может вообще вот эту "Теологию" в Европе издать…

– Нет! – вдруг подпрыгнул Василий. – Нельзя! Ватикан… Ватикан тут же его запретит как ересь и идея умрёт не родившись. Надо, чтобы она закрепилась. Там!

Григорий лишь махнул рукой легко соглашаясь. Ему нужно было согласие брата по более принципиальному вопросу, как он считал.

– Но это нужно, чтобы прямо сейчас рвать когти в Парагвай… -начал рассуждать вслух Василий. А у нас и так мало времени…

– … О чём я и говорю!

– А так как каждый день уже на счету… Но как же производства?!!

– Я их поддержу на плаву пока ты будешь шарахаться там! Для них сейчас нужно лишь обеспечить безопасность и общее руководство. А это – моё.

– То есть ты предлагаешь именно мне туда…

– Ага. Ты же уже имеешь опыт по организации и договорам с…

Лицо Василия сделалось страдальческим. Но возразить брату он не решился.

– Но нужно это сделать как можно быстрее. – бросил Григорий, пристально глядя в глаза брату. Тот кивнул соглашаясь.

И оба тут же, не сговариваясь, повернулись к доселе молча слушавшей их Натин.

– И как? – нахмурившись спросил Григорий. – Твой самолёт сможет долететь до Парагвая и обратно? Ресурса и заправки хватит?

– Вы слишком плохого мнения о моём флаере! – возмутилась она – Естественно долетит! Часов за восемь…

Взгляд Натин метнулся по братьям и остановился на Василии. В её глазах появился некий интерес. Слегка даже хищный.

– Ага! – осклабившись кивнул Григорий. – Он полетит.

– Мрачная действительность Альп

Настала пора возвращаться в Питербург. И "дон Румата" получил очередной культурный шок.

Взятая в Париж как первая женщина-авиатор, студентка ещё Бестужевских курсов, вдруг принялась бегать кругами и откровенно паниковать. Да и "доктор Богданофф" тоже пребывал в изрядной задумчивости. Но так как самих братьев эти двое не спешили посвящать в свои проблемы, то и узнали они о них в самый последний момент. И, с самой неожиданной стороны.

Последнее время, они целиком были завязаны в своих делах на генерала Кованько и его команду. Тем более, что дела авиационные, так смачно показанные полётами над Парижем, привели пол-Франции в буйный восторг. Ну и награждение генерала, "как человека, обеспечившего первые полёты…" орденом Почётного Легиона, тут тоже сыграло немалую роль.

Генерал был представительный, так что за его широкой спиной, братья и спрятались, когда шумиха вокруг них, вокруг самолётов достигла апогея. А то, что наградили генерала, а не их, братьям от этого не было ни холодно, ни жарко. У них было на уме много дел. И эти дела, как водится, были далековаты от "Парижей".

Богданов также слегка посмеивался, над этой шумихой, правда, когда его поставили, как выразился Григорий, "ещё одним экспонатом выставки", ему стало не до смеха.

В Париже "внезапно" узнали подробности "испытания лекарств" и на пару дней Александр затмил своей славой даже генерала. Публика ломилась в Русский Салон огромными толпами. И больше даже не за тем, чтобы ещё раз увидеть выставленный временно в экспозицию, и подвешенный под потолком дельтаплан, а посмотреть на сумасшедшего, который сам, по собственной воле, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти, привил на себя чуму… и выжил.

Да, в Париже помнили газетные заголовки тех времён, когда "испытание лекарств" было в самом разгаре. Но так как представлено всё действо прессой было в весьма неприглядном виде, никому из газетчиков и в голову не пришло опубликовать имена "смертников". А представлено всё это было так, как будто не какие-то добровольцы на себя привили, а "злые русские сатрапы" на приговорённых к смерти.

Когда Богданов это узнал у него очень долго глаза были круглые-круглые. А Григорий… Он злобно втянул в себя воздух, оглядел публику – публика состояла в основном из дам, – и тихо стравил его сквозь зубы. Было видно по лицу, что он ещё один "узелок на память завязал". Но вот "доктор Богданофф" ещё долго возмущённо размахивая руками, пытался что-то объяснить обывателям, пришедшим "засвидетельствовать ему почтение". Ведь среди них было и много тех, кто помнил ту – грязную интерпретацию, но запамятовал о свежей, недавней.