Валерий Самохин - Мой милый жандарм

Что здесь скажешь? Я промолчала. И также молча, едва мы устроились за уютным столиком в уголке операционного зала, положила перед "мерзавцем" свои расчеты.

– По этому делу пожалуйте завтра, – чуть побледнев, ответил он.

– Вас как величать? – мягко спросила я.

– Жорж, – с легкой заминкой представился горе-кассир.

– Вы понимаете, что завтра мы вернемся уже с полицией? Скажите, для чего вы это делали? Я хочу предоставить вам шанс: просто ответьте мне правду.

Про себя я взмолилась: только не рассказывай мне про больную мать-старушку, которой требуются дорогие заграничные лекарства. Или любимую сестру, изнывающую в похотливых лапах злыдня-помещика. Пожалуйста, скажи мне всю правду, и я дам тебе шанс.

Жорж твердо посмотрел мне в глаза.

– Азарт-с, будь он проклят! Долги возникли неотложные исключительно из пристрастия к бегам. Ипподром виной моим бедам и собственная слабость характера.

Этим он подкупил меня сразу. Не каждый мужчина готов признаться в собственной слабости, далеко не каждый. И он не жаловался, нет! Он говорил это спокойным будничным тоном, с легким оттенком горечи, усталости и какой-то скрытой радости. Мне показалось, что он почувствовал облегчение – у него даже плечи расправились, словно он избавился от давно гнетущего груза. Ну скажите на милость, разве могла я передать доверившегося мне человека под карающую длань правосудия?

– Как скоро вы сможете вернуть тайно изъятые вами деньги?

Язык отчего-то не повернулся назвать его махинации подходящим словом. Жорж моргнул удивленно и после долгой паузы еле слышно обронил:

– К вечеру обещаюсь возместить всю сумму непременно.

Я повернулась к купцу и, в душе гневаясь на себя за молящий тон, столь же тихо произнесла:

– Как полагаете, Петр Трофимович, простим на первый раз оступника? Дадим ему шанс начать новую жизнь? Как гласит народная мудрость: попытка – не пытка.

Сама не знаю, с чего вдруг меня понесло изъясняться высоким слогом. Но купец к моей вящей радости не стал упорствовать, назидательно заметив:

– Веруй, а не испытуй. Верующему воздастся, а у испытующего отымется… Коли веришь в него, дочка, пусть исполнится по-твоему.

Николашка взирал на нас насупившись – в его глазах горькой обидой плескалась неутоленная жажда мщения. Всем не угодишь, – вздохнула я про себя. На обратной дороге я поддалась уговорам купца заехать к нему в контору, ознакомиться с местом предполагаемой работы. Собственно офис размещался в одноэтажной пристройке к складу, откуда и растекался товарный ручеек по многочисленным лавочкам.

Если купец и ждал от меня каких-либо чудес, то я его разочаровала. В крохотной пыльной комнатушке, где даже мохнатые пауки впали в спячку от вечной тишины и покоя, я не задержалась и на минуту. Этот вселенский бардак, лишь по недоразумению именуемый бухгалтерией, устал ждать шестого подвига Геракла. Пришлось выставить жесткое условие: либо завтра все здесь будет блестеть и сверкать, либо ищите себе финансиста со славным именем Авгий.

Оставила я без реплик и нескончаемые ряды товаров: в тюках, ящиках, мешках и просто россыпью пылящихся на стеллажах. Едва глянув на плутоватую физиономию складского приказчика, мелким бесом рассыпавшегося при виде внеплановой ревизии, я мысленно определила первого кандидата на увольнение. Словом, ценных советов в этот день купец от меня так и не дождался.

Единственное, что я могла ему порекомендовать, так это смену вывески на лавочках. Напыщенное "Чего-то там, он сам и сын" предложила заменить емким "Тысяча мелочей". Почесав в косматом загривке, купец радостно прорычал что-то одобрительное на своем медвежьем языке. Николашка буркнул недовольно, мол, он давно талдычил дяде о чем-то подобном, за что немедля удостоился увесистой оплеухи.

В семейный особняк мы вернулись голодными и чуточку уставшими. Отведав налимьей ухи, тающих во рту котлеток из рубленого щучьего филе и сазаньей икры, я осоловевшим взором примерилась к горке обильно политых маслом гречневых оладий.

– Это я точно не осилю, – с сомнением произнесла я.

Серафима Павловна огорченно всплеснула руками.

– Цыпленок и тот больше тебя ест. Скоро ноги с голода протянешь, без слез не взглянешь на твою худобу.

Это по вашим меркам я худая, а по нашим – топ-модель, возразила я про себя. Исключительно из нежелания огорчать радушную хозяйку, отщипнула блинчик, выпила пиалу ароматного, со смородиновым листком чая и, собравшись с духом, воспротивилась настойчивым попыткам втиснуть в готовую лопнуть меня приличный кусище яблочного пудинга. После чего самым бессовестным образом отправилась вздремнуть часок-другой. Имею право, между прочим, отпуск мой еще не закончился. Заснула я с мыслями о красавце-кассире.

Разбудила меня давешняя служанка. С грохотом ввалившись в опочивальню, она тревожным шепотом известила:

– Вас молодой кавалер желают видеть безотлагательно… – и выдержав паузу, многозначительно добавила: – Нижайше просят со всем почтением, от нетерпенья изнывают-с.

Глянув на уголок предзакатного неба, багровеющего в распахнутом окне, я ахнула: вот так вздремнула! Быстро приведя в себя в порядок, с трепетным сердцем спустилась в гостиную. Петр Трофимович мирно попивал кофе в компании гостя. Сам виновник переполоха, вскочив на ноги при виде меня, смущенно протянул букет роскошных белых роз.

– Не могу выразить всю глубину благодарности, – трагично изрек Жорж. – Ваше участие в моей судьбе словно открыло мне глаза. И если раньше это казалось безобидной шалостью, отныне душа моя источает горечь, понимая всю низменность свершенных мною поступков.

Благо букет выручил, за ним я и спряталась, давясь от смеха. Вот интересно, он меня за дурочку держит или правилами хорошего тона принято нести всю эту ахинею? На всякий случай я восторженно округлила глаза, пару раз наивно хлопнула ресничками и томно произнесла:

– Ах, оставьте… Право, так поступил бы каждый на моем месте. Легко походя сломать чужую судьбу. Все мы ошибаемся в этой жизни, но и наказание должно быть соразмерным.

Петр Трофимович деликатно покинул нас, шепнув мне перед уходом, чтобы я береглась.

– Вы сделаете меня окончательно счастливым, если примете приглашение на сеанс кинематографа.

Театральным жестом Жорж извлек из кармана глянцевые прямоугольники картона.

– Отчего бы и нет? – вслух задумалась я. – Заодно и по первопрестольной прогуляемся, всю жизнь мечтала ее красотами полюбоваться.

– Вы первый раз в Москве? – в голосе красавца-кассира прорезались покровительственные нотки. – Ваш дядя сказывал, что погостить прибыли на каникулы из провинции.

– Можно сказать, что в первый, – грустно вздохнула я.