Елена Асеева - Коло Жизни. Бесперечь. Том второй

– Да, нет, милый мальчик, распоряжения я тебе уже выдал… беса подключил, – мягко протянул Димург, с нежностью взирая на такое послушное создание, Творцом которого и был. – Сейчас только исполни две вещи.

Бог прервался, и, протянув руку в сторону кресла Седми, резко дернул перстами в бок. И тотчас из сидения кресла выкатились широким и высоким валом облачные пары, разком приподнявшие ноги Раса, а миг спустя дрогнул на нем и ослон, образовав под его спиной полулежак.

– Спасибо, Отец, – мысленно послал Першему Седми, и днесь плотнее прикрыв очи, точно погрузился в сон.

– Первое, сходи ко мне на пагоду и узнай у Ляд, каковы запасы биоауры, – продолжил говорить старший Димург, теперь, верно, успокоившись, что сын удобно прилег. – И второе проследи, абы беспятые благополучно переместили каземат с Мериком на тарель гипоцентавров. И как только сие будет произведено, пусть тарель с ним отбывает в Северный Венец. После обо всем придешь и доложишь. Покуда малецык Стынь на Синельке, воспользуемся его отсутствие и отправим черта на излечение.

Стоило Першему заговорить о Мерике, как Китоврас, поколь недвижно замерший напротив, гулко вздохнул, ибо днесь считал себя виноватым не только перед своим Творцом, но и пред тем, кто даровал ему титул императора.

Вне сомнений произошедшее когда-то со Стынем несчастье, было известно всем приближенным к Димургам существам… Тем паче о том ведал император, потому как был, скажем так, непосредственным свидетелем случившегося отключения молодого Бога, чуть не приведшего его к гибели.

Тогда Господь Стынь только… только набрался сил после своего перерождения. Он был все еще очень слаб, однако уже тогда жаждал попробовать свои способности. Пагода Димургов, на тот момент находилась в Северном Венце и Перший, оставив сына на ней, сам отправился в центральную ее систему Волошку на родовую планету гипоцентавров Таврика, где они возводили каменную статую в честь рожденного Господа. Будучи весьма близким к этому племени Перший почасту принимал участие в их жизни.

Вот и в этот раз он оставил Стыня совсем не надолго, и лишь под присмотром Кали-Даруги, каковая должна была прибыть вмале на пагоду. Однако припозднившаяся векошка, задержанная прохождением какого-то Галактического рукава, дала возможность юному Богу побыть одному. И Стынь, сутью которого являлось самовольство, решил испробовать свою способность испепелять. На то время у него не просто не имелось сил на данное действо, но и самое главное знаний. Поэтому мгновенно выкаченные из собственного естества жизненные силы, гулким хлопком отозвавшись от стен пагоды, ударили в самого Стыня, и тем толчком отключили его.

В тот миг, наверно, Стынь вскрикнул, поелику ту боль ощутили на себе все Зиждители, связанные с ним чрез Родителя. Однако, хуже всех было Першему. Китоврас никогда не забудет, как стоящий подле него Творец, смотрящий на уже почти законченную каменную фигуру младшего сына, поставленную в живописной долине в полный рост, и рукой точно придерживающую огораживающие ее сине-голубые скалы, тягостно качнулся. Тугой стон выдохнули его посеревшие губы, и тотчас протяжно и тревожно зашипела в венце черная змея. Наполняя тем шорохом всю долину. Господь, прибывший на Таврику в малом космическом судне периптер, резко вздел руку вверх, и не прощаясь, что было на него не похожим, обратившись в искру, исчез.

Это потом Китоврас, самолично доставивший к пагоде периптер, узнал, что Господа вызвала рани Темная Кали-Даруга… Кали-Даруга каковая успела, как сказали бы гипоцентавры на счастье, во время пристыковать векошку к пагоде и войти в залу, где погибал младший Димург. Обладая необходимыми качествами, демоница сумела отсрочить гибель естества Бога, и вызвать помощь… в виде своих сестер, Господа Першего и, в ту пору бывшего в Северном Венце, Господа Вежды. Благодаря грамотным действиям рани Черных Каликамов Стынь не погиб. Но его отключение было столь мощным, что юного Господа пришлось срочно доставить в Отческие недра и поместить в Березань. Но даже после Березани выздоровление Стыня заняло долгий промежуток времени, и далось Богам огромными усилиями. Ибо вплоть до перерождения Бога Дажбы под сомнением находилось его как таковое полное восстановление.

Не только Зиждители, но и все существа помогали, сопереживали, тревожились за Стыня, весь тот, даже в понимании гипоцентавров, долгий срок… и до сих пор с особым трепетом относились к этому Господу. Когда Мерик украл лазоревый яхонт и вызвал пожар на сфероиде от которого пострадали гипоцентавры, император, прибыв на маковку не знал, что его новость о бесчинстве черта вызовет такой всплеск негодования в младшем Димурге. Не знал, потому как дотоль о воровливости данного создания правда скрывалась, о чем увы! не ведал Китоврас.

– Как украл? – чуть слышно вопросил Стынь и кожа лица его затрепетала от гнева.

Сидящий подле него на кресле Опечь осуждающе глянул на стоящего напротив императора. Он хоть также как и Китоврас о том не был осведомлен мгновенно понял, что меньше всех о тех чудачествах черта знает Стынь.

– Так значит украл, – словно вынося приговор, продышал младший Димург, и, отвалившись на ослон кресла, сомкнул очи. – И верно все, что на нем: камни, пояс сапоги, никакой ни дар, а тоже украдено… Ах, какая мерзость.

Стынь резко смолк и с тем надрывно задышал, и тотчас с кресла поднялся Опечь. Он почитай подскочил к Стыню, и, обхватив его за плечи, рывком подняв с сидения и, поставив на ноги, прижал к себе. Нежно… полюбовно он принялся целовать младшего брата в висок, лоб, очи, шептать, что-то успокоительное, сближающее… то, что, вероятно, знал лишь он один… Переживший одиночество, выстрадавший разобщенность и соединившийся с тем, кого любил более собственной жизни. И Стынь почувствовал те переживания брата, ощутил ту любовь, заботу, теплоту и будто обмяк в руках Опеча, опершись правой щекой об его плечо и став с ним единым, неделимым целым, общим как с Першим… с Вежды… с Мором… с Темряем… с Седми и Велетом, Воителем и Усачом… с Небо и Асилом… как со всеми Зиждителями которым дался таким трудом.

Стынь покинул залу немного погодя, окончательно успокоенный старшим братом, который попросил его отправиться в дольнюю комнату пагоды, и дождаться там, поколь он все утрясет с Мериком.

– Господь Опечь, простите Господа ради, я не знал, – дрогнувшим голосом отозвался император, лишь младший Димург покинул залу.

– Я тоже, мой милый, – лирическим баритон протянул Опечь, прохаживающийся повдоль кресел. – Сейчас все уладим, не тревожься.

Опечь, наконец, остановился, напротив кресла в котором сидел Стынь, и резко взмахнул левой рукой. И тот же миг купно собранное в облачные пласты кресло, распавшись на долгие лепестки, вытянулось вверх. Порывисто дрогнул один из лепестков и воочию в его навершие живописался наконечник стрелы. Еще миг и лепесток резко изогнул завершие вправо да энергично дернувшись, направил свой полет к стене, не просто стукнувшись в нее, а словно пройдя насквозь ее зеркальную поверхность. И тогда оставшиеся лепестки синхронно поднялись к своду и соединившись со своими собратьями образовали дымчато-серое нависающее полотнище. Бог немедля тронулся с места, принявшись наново прохаживаться вдоль кресла и стоящего недалече Китовраса.