Александр Михайловский - В царствование императора Николая Павловича. Том первый (СИ)

— Ольга Валерьевна, — сказала она, — я знаю, что попала в будущее, а вот умом как не могу еще понять, что сегодня утром мы с мужем вышли из этого дома, но вокруг все было совсем по — другому. Удивительно и странно все это…

Они вернулись назад, и пошли по Невскому. Ольга рассказывала княгине о главной улице Северной столицы XXI века, а та, в свою очередь, рассказывала своей новой подруге о Невском проспекте века XIX.

Потом, как это часто бывает, женщины стали беседовать о том, что их больше волнует. Естественно, о семье, о доме. Ольга Степановна была очень удивлена, что ее тезка не замужем.

— Ольга Валерьевна, да как же это так! — воскликнула она, — вы, такая красивая и умная дама, и живете одна?

— Лучше бы я была просто красивой, — с кривой усмешкой сказала Ольга Румянцева, — с умными мужчины любят общаться, а вот женятся они почему‑то на красивых. К слову сказать, я все‑таки была замужем. Но с мужем мы развелись через два года совместной жизни. Я оказалась для него слишком умной. Разошлись мы мирно, без скандала. Детей, Слава Богу, у нас не было…

Княгиня неожиданно разволновалась. — Ольга Валерьевна, да что же вы такое говорите! Да как же можно так о детях‑то! Мы с мужем который уже год мечтаем о ребеночке. Но не дает нам Бог сына или дочку. А Володя так любит детей! Он пишет для них сказки, при этом страстно желая, когда‑нибудь прочитать написанное им своим крошкам. К тому же муж переживает, что с его смертью мужская линия князей Одоевских прервется. Только, похоже, что мы так и не станем счастливыми родителями. Да и стара я для того, чтобы быть матерью. Ведь мне уже сорок три…

Княгиня тяжело вздохнула. Ольга остановилась, посмотрела на нее, и воскликнула, — Ольга Степановна, да вы еще совсем молодая! Вы выглядите лет на тридцать! Какая же вы старая? Да и в сорок три года у нас многие становятся матерями. Хотя, конечно, лучше рожать лет в тридцать.

Ольга подумала еще немного, а потом воскликнула, — Вспомнила! Дорогая Ольга Степановна, вы слышали о друге Антона и Александра, докторе Кузнецове? Вот, кто наверняка может вам помочь!

Княгиня остановилась, как вкопанная, и удивленно — растерянно посмотрела на свою спутницу. — Ольга Валерьевна, голубушка, неужели нам с Владимиром Федоровичем можно помочь в эдаком‑то деле?! Скажите мне правду!

— Ну, обещать на все сто процентов нельзя, — ответила Ольга, — но у вас появится шанс, причем, весьма солидный. Я не буду сейчас рассказывать вам о чудесах нашей медицины, скажу только, что многое из того, на что она способна, вам покажется просто чудом.

— Боже мой, — воскликнула обрадованная княгиня, — милая Ольга Валерьевна, наверное, мне сам Господь вас послал! Когда, когда я могу встретиться с доктором Кузнецовым?! Нельзя ли ему прямо сейчас сообщить по этому, вашему… — княгиня замялась, — сотовому телефону?

— Ольга Степановна, — строго сказала Ольга, — не суетитесь. Мы обязательно свяжемся с доктором Кузнецовым. Но хочу вас сразу предупредить — дело это сложное, требует длительных врачебных исследований, причем, не только вас, но и Владимира Федоровича. Ведь надо определить — из‑за чего у вас не может наступить беременность. А ведь, как известно, в этом деле участвуют оба супруга.

Непривычная к таким откровенным разговорам княгиня залилась краской. Но ей очень хотелось услышать у себя дома детские голоса и ощутить счастье материнства. И она кивнула головой, соглашаясь с Ольгой.

Потом на Невском и на прилегающих к нему улицах женщины посетили несколько довольно дорогих магазинов, торгующих косметикой и парфюмерией. У княгини глаза разбегались при виде коробочек, скляночек и прочих душистых вещичек, которые были разложены на прилавках. Они накупили множество пробничков, коробочек с тушью, тенями и пудрой, цилиндриков с губной помадой. Ольга истратила почти все деньги, которые были у нее на карте. Но она не расстраивалась, ведь ей так хотелось, чтобы эта, сегодня утром еще совершенно не знакомая ей женщина, была счастлива.

А княгиня, обрадованная новым впечатлениями и надеждой, которую ей подарила эта удивительная женщина из будущего, смеялась, как девчонка, и в этот момент выглядела еще моложе.

Ольга прихватила с собой фотоаппарат. Она попросила одного юношу снять их у шара — фонтана возле Елисеевского магазина на Малой Садовой, и у памятника фотографу, почесав "на счастье" нос и мизинец бронзовой скульптуре.

Домой они вернулись веселые и счастливые. Но мужчин там еще не было — видно их прогулка была более долгой…

" Гремя огнем, сверкая блеском стали…"

Когда женщины ушли, мужчины тоже стали собираться в дорогу. Антон и Александр решили заняться текущими делами, связанными с будущей командировкой Сергеева в прошлое, а князь, переодевшись, ждал, когда Виктор закончит разговор по мобильнику с сыном, и отправится вместе с ним в прогулку по городу.

Неожиданно у Антона в смартфоне запиликала мелодия из "Рамштайна". Князь вздрогнул. Антон нажал на дисплей, и после нескольких слов, передал трубу князю. Одоевский приложил ее к уху, как это сделал несколько секунд назад Антон, и стал говорить с женой. Впрочем, разговор был недолгим. Похоже, что Ольга Румянцева просто решила продемонстрировать достижения современной науки своей спутнице.

Но князь был удивлен не мобильниками — их он увидел еще во время своего первого посещения Питера, а звуками, которые раздались из смартфона Антона.

— Скажите, Антон Михайлович, — спросил он, — а то, что играло внутри вашего прибора, это что — тоже музыка?

— Гм, — замялся Антон, — Владимир Федорович, видите ли, музыка сейчас разная. Есть похожая на ту, что существует в вашем времени, а есть и такая, которая музыкой называется лишь по недоразумению. Впрочем, о вкусах не спорят. Многие мои знакомые, как ни странно, любят и "Рамштайн".

— Вы мне потом предоставите возможность послушать ее? — спросил князь.

Антон пообещал удовлетворить любопытство Одоевского. Тем временем Виктор закончил свой разговор с сыном.

Князь и Виктор вышли из дома и отправились в сторону станции метро "Чернышевская". По дороге они миновали Литейный и зашли на несколько минут в Спасо — Преображенский собор. Князь помнил его — храм был перестроен после пожара архитектором Стасовым еще в его бытность. Одоевский с грустью посмотрел на ограду собора, сооруженную из стволов более сотни трофейных турецких орудий, захваченной русской армией в качестве трофеев в войну 1828–1829 годов. Потом они с Виктором зашли в храм. Там шла служба, и они, приложившись к иконам Божьей матери и Спаса Нерукотворного, вышли из собора, и пошли дальше. Свернув на Кирочную, они вскоре дошли до проспекта Чернышевского, во времена Одоевского называвшегося Воскресенским проспектом.