Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи

Он стал настоящим порождением тьмы.

Даже во времена нансуров Андиаминские Высоты являли собой средоточие накапливающейся и растущей власти, место, где кровь и могущество собирались вместе, и тем плотнее и концентрированней, чем ближе к самой вершине. От храмов, казарм и Секретариата до сотен приемных палат сановников, палат Апелляций и Протестов до имперского Зала Аудиенций и примыкающих апартаментов, где обитали он и его семья. Келмомас всегда гордился, что город лежит у его ног. Но это были всего лишь тщеславие и самообман. Власть, как он теперь понял, держится вокруг тех мест, которые кажутся невидимыми. Важно, Вне ты или Внутри, а не Ниже или Выше.

И сама эта перестройка. Мать однажды говорила ему, что потребовалась работа тысяч рабов в течение более пяти лет. О дальнейшей судьбе всех этих работников она больше не вспоминала, что наводило на мысль о ее осведомленности и явном нежелании говорить с ним на подобную тему. Келмомас иногда развлекал себя воображаемыми историями их гибели: как они были погружены на корабли, а потом затоплены в Менеанорском море или как их отволокли на аукцион и продали конфедератам Отца, которые затем их всех перевешали на своих плантациях. Иногда недостаточно что-то спрятать в тени. Иногда надо избавиться от лишних глаз, чтобы сохранить тайну.

Отец позаботился о сохранении секрета существования своего лабиринта; никто даже не простучал стен после падения Дворца, и это доказывает лучше всего, что даже Святой Дядя ничего не знал о тайных комнатах (или если знал, то предпочел оставить в секрете). Почти сразу по окончании штурма мальчик стал ожидать, что бородатые солдаты вот-вот ворвутся с факелами в туннели лабиринта. Но нападения так и не последовало…

Никто не стал его тут искать.

Рыцари шрайи вернулись на следующий день и начали зачищать поле битвы от убитых.

Затем пришли рабы отчищать кровь с мраморных полов и стен. Пропитанные еще не высохшей кровью ковры свернули и выволокли прочь. Попорченную огнем и гарью мебель вывезли на сцепленных тележках. Повсюду по холлам расставили курильницы, источающие волнистый бледно-фиолетовый дымок: случайное сочетание ароматов, собрали, что нашли. Вскоре миазмы следов сражения – Келмомас никогда не думал, что запах недавно закончившейся битвы напоминает запах грязного туалета, – потеряли свою остроту.

Буквально через несколько дней уже казалось, что никакого переворота не было. Начинало представляться, будто он просто заигрался в полом костяке собственного дома. Все ощущалось притворным, ненастоящим. Надо просто заплакать, говорил он себе, чтобы мама пришла, успокоила и развеселила…

Но внутренний голос уговаривал: «Давай просто поиграем».

Еще немножко…

Чуть погодя нижняя, административная часть Дворца возобновила свои прежние функции. Сначала Келмомас низко припадал к земле, почти переползал в шумных местах, страшась, что его обнаружат. Но достаточно быстро он осмелел и уже открыто бегал по переходам, просто прислушиваясь к нарастающим или затихающим голосам. Всего один отряд рыцарей шрайи был назначен патрулировать покинутые верхние уровни.

Он проходил невидимый почти сквозь них, видя их, слыша их, даже ощущая их запах. Наблюдал их неприглядные действия, плевки, сморкания на роскошные ковры. Видел, как один из них творил непотребство в гардеробной его матери. Беззвучно хохотал над их глупостью, со злостью протыкал их изображения. А отойдя в темноту, на достаточное расстояние, передразнивал их голоса, а затем хохотал над эхом.

Он стремительно перемещался, был повсюду и избегал опасности, быстро подсматривая в светлые щели и прорези, подслушивая разговоры в отдушинах. И через какое-то время темнота начала казаться безусловной, единственной реальностью, а освещенный мир стал превращаться в скопище фантомов. Он наслаждался жизнью втайне от всех.

Но, как бы сильно-сильно-сильно он ни старался, обращать все только в забавы и приключения не получалось. Интерес исчезал, скука однообразия накапливалась, как спутанные волоски на щетке. Тогда он бродил бесцельно, чувствуя себя опустошенным, стараясь не разреветься. Временами он совсем падал духом и тогда застывал на месте, руки сжимали воздух, горло душили спазмы, лицо кривилось.

И он плакал, как маленький мальчик.

Ма-мамочка – а-а-а!

Из всего услышанного он знал, что его мама не попала в плен, и какое-то время он бродил по лабиринту в надежде найти следы ее присутствия.

Он никак не мог поверить, что ее нет во Дворце.

Как? Как она могла бросить его? После всех его трудов и забот об устранении всего, что мешает ей любить его…

Как она могла бросить своего сыночка?

В какие-то ночи он даже отваживался забираться в ее пустую постель. Он вдыхал аромат ее подушки, и от знакомого запаха мамы у него кружилась голова… Мама, мамочка.

Но ее не было рядом, она куда-то исчезла… Он не мог размышлять об этом без ужаса, и поэтому старался вообще не вспоминать. Келмомас всегда был способен упорядочивать свой внутренний мир, отделять одни мысли от других и не давать им смешиваться. Но в ту первую неделю после переворота самой простейшей мысли, воспоминания о ней или даже легкого дуновения ее любимого курения или духов было достаточно, чтобы все опять перемешивалось внутри него, кривя лицо и заставляя дрожать его губы. Тогда он охватывал себя руками, представляя себе веяние ее убаюкивающего тепла, и, всхлипывая, засыпал.

Но он не впадал в одиночество по-настоящему. И сам по себе, он тут был не один. Сэмми всегда был с ним – тайный Самармас, – с которым они играли, как всегда.

Ты весь перемазан. Кожа и одежда в грязи и испачканы.

«Я скрываюсь».

Они крали еду, когда хотели, приводя рабов в недоумение.

Дядя знает о нас…

«Он думает, я сбежал и что кто-то укрывает меня».

И они постоянно раздумывали о большой игре вокруг, которая вовлекла их в свой круг, бесконечно обсуждая, каким может быть следующий ход.

Дядя ее захватил… Он лжет, чтобы ввести в заблуждение Отца.

«Ее казнят».

И они плакали вместе, два брата, вместе дрожа в оболочке одного маленького мальчика.

Но им было известно, по обычному детскому опыту: тот, кто желает власти своего брата, также будет желать заполучить его игрушки. Они знали, что рано или поздно Святой Дядя поселится во дворце, посчитав уже своим. Рано или поздно он тут уснет…

И при всей обостренности его чувств, при всей изощренной глубине его Силы, Священный шрайя Тысячи Храмов, в конце концов, допустит ошибку в своих предположениях и попадет на их детский кинжал.

Они были такими же дунианами, как и он. И у них было время.

Пища. Скрытность.

Не хватало только мяса.