Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи

Предчувствие конца света. Гибель племен… На солнечном свету все это казалось не больше чем красивым узором.

От северной башни Маро, центральных ворот Библиотеки, остался лишь маленький холмик. Извилистые трещины каменных блоков испещрили склоны там и сям, напоминая о прежней постройке. Южная башня по необъяснимым причинам осталась стоять почти целая, громадный прямоугольник, возвышающийся на фоне ясного неба. Даже обсидиановые плиты, которыми было облицовано основание, сохранились. Странное мальчишеское желание взобраться на башню возникло у старого колдуна, но на смену ему быстро пришло опустошение.

Было время, когда он целыми днями бродил среди развалин, гораздо менее знаменитых, чем эти. Время, когда его тревоги были настолько мелки, что о них не стоило и задумываться.

Бок о бок Акхеймион с Нелюдем прошествовали в руины Библиотеки. Стены, или то, что от них осталось, несли на себе печать монументальности, характерной для зиггуратов Шигека. Повсюду росли деревья, многие были поломаны сильными ветрами. Друзу удалось различить Урсилараль, центральную аллею, где когда-то висели ослепительно красивые Щиты Тысячи Даров, символизирующие перемирие между Сохонком и почти всеми известными племенами Белых и Высоких Норсираев. В бытность Сесватхи Библиотеку также называли Цитаделью Цитаделей, не только за ее важность, но и за внешний вид: крепости располагались одна в другой, словно снаружи был океан, натиск которого можно было сдержать многочисленными стенами. Здесь было не меньше девятнадцати внутренних дворов, которые часто называли колодцами из-за высоты окружающих стен, и вместе с Урсиларалем их пронизывали многочисленные ворота, соединяя большинство из них.

Утреннее солнце освещало лишь часть заросших двориков, потому Акхеймион с Клириком шли в основном в тени. Все заросло густым кустарником, вынуждая Акхеймиона идти не рядом, а вслед за Клириком, который расчищал путь мечом. Плюмажи пушинок кружились в воздухе. Облака лениво проплывали в прямоугольных просветах голубого неба. Пчелы вились над головой, становясь белыми точками в солнечных лучах. Колдун даже заметил зайца, метнувшегося в траве.

Постепенно этот поход становился все более сюрреалистическим. Акхеймион то поглядывал на мощную спину Клирика, облаченную в сверкающую кольчугу, и думал, может, напасть на него и покончить с неопределенностью. То принимался играть в игру, угадывая, чем были раньше те или иные развалины. Вот эта кочка – фонтаном. Прямоугольные проемы в стенах – окнами казарм, покоев и скрипториев.

Пару раз он поднимал глаза на северо-восток в ожидании грозовых туч, темных и страшных…

В ожидании Смерча.

Он словно проходил через два мира, параллельных действительности: один был продуктом его чтений, другой – снов. Он был Акхеймионом, ссыльным и парией, бредущим в полусгнивших лохмотьях, и он же был Сесватхой, героем, гранд-мастером и хранителем этого места. И все происходило одновременно: тогда, когда его падение было до смешного нелепым, и в дни разрушения от захватчиков.

– Я видел, как горят эти башни, – глухо произнес он. – Видел, как падали эти стены.

Нелюдь остановился и посмотрел кругом, словно впервые увидел развалины. Интересно, каково это, подумал Акхеймион, пережить великие сооружения из камня. Если период расцвета давно прошел, не кажется ли все кругом пребывающим в упадке?

– Весь Иштеребинт плакал, когда в мир пришло слово, – наконец сказал Клирик. – Мы знали, что он теперь обречен.

Акхеймион взглянул на правителя Нелюдей, подавленного тоской.

– Почему? – спросил он. – Почему вы оплакивали нашу смерть, ведь это люди, а не инхорои разрушили все ваши великие обители?

– Потому что мы всегда знали, что не переживем людей.

Колдун задумчиво улыбнулся:

– Да… И у нас были такие же опасения.

Наконец, пройдя через ворота, почти полностью погребенные под слоем земли, они подошли к Турели, могучей цитадели, возведенной Ношаинрау Белым. От нее остался лишь огромный каменный круг, настолько большой, что в него поместился бы любой из величайших амфитеатров Инвиши или Каритасаля. Отвесные стены, испещренные ямками, которые служили жилищем для птиц, возвышались кубитов на тридцать, а наверху, на фоне голубого неба, хорошо виднелся полуразрушенный гребень, шедший по краю стен. Скутири, сверкающих бронзовых щитов, давно не было. В дни Сесватхи они шли по основанию Турели, девять тысяч девятьсот девяносто девять щитов, каждый выше человеческого роста, и каждый покрытый бесчисленными загадочными письменами. Солнце невозмутимо светило в небе, отбрасывая тени от нависших камней. Ветер шевелил листья и травы. Никогда, подумал старый колдун, он не ощущал такого одиночества.

– Колдовство здесь очень древнее и слабое, – заметил Нелюдь.

Помнил ли лорд Косотер о своем прежнем обвинении?

Как он уличал старика во лжи?

– Под этими руинами лежит Гробница, – ответил Акхеймион. – Чары защищают ее, глубоко погребенную… и вечную, уверяю тебя.

Возможно, пора нанести удар.

Нет. Пока он не убедится, что не нуждается в помощи Нелюдя.

Ворота Турели пропали под натиском разросшихся зарослей. Пришлось пробиваться сквозь кустарник, а потом карабкаться наверх.

Из всех воспоминаний о Священной Библиотеке последние ее дни особенно крепко впечатались в память Акхеймиона. Присутствие Не-Бога… как неприятное ощущение, как приближение к чему-то страшному, куда указывает остро заточенная стрелка на компасе, вызывая вздох ужаса. Нависшее повсюду… и это ощущение не проходило порой целыми днями, постоянно придвигаясь все ближе.

И когда ветер дул из города внизу, Друз слышал плач матерей, потерявших своих детей.

Мертворожденные… Все младенцы рождались мертвыми.

Старый колдун остановился на середине подъема, перегнулся через изрытый временем камень, чтобы перевести дыхание. Много лет прошло с тех пор, как он последний раз при пробуждении испытывал ужас, что это был Мог-Фарау. Чувство зияющей пустоты и утраты, всеобщего краха. Невозможность двинуть рукой или ногой, оцепенение воли, застылость сердца. И открывающийся горизонт, отнимающий тебя у себя самого, пленяющий в гибнущем мире.

Это видение преследовало Акхеймиона во время всего подъема, огромная, притаившаяся где-то с краю от него тень, бросающая темные пятна на ясное небо, которая немедленно появлялась, как только он отворачивался. И убеждение, что все человечество охвачено тем же самым предчувствием.

Клирик остановился на вершине. Разрушенные стены сходились со всех сторон к нему, настолько толстые, что поверху росли трава и кустарник, взбираясь и опускаясь согласно линии стен, поверженных ходом лет.