Кристоф Оно-ди-Био - Бездна

– Почему он должен закрыться?

– Из-за смерти испанки.

Я вздрагиваю, услышав эти безжалостные слова. Но все же спрашиваю:

– Разве отель имеет отношение к ее смерти?

Он пожимает плечами:

– Не знаю. А ты не из полиции?

– Нет, я был ее другом.

– Если хочешь, я покажу тебе ее дом. Но только давай встретимся на берегу: не нужно, чтобы эти меня видели, – и он кивком указывает на стариков.

– Почему?

– Они боятся ' ayn .

– Что такое ' ayn ?

– Сглаз.

Меня охватывает могильный холод, руки и ноги словно свинцом налились. Индус пытливо смотрит на меня, точно ищет на моем лице разгадку тайны. Я отпиваю кофе, пытаясь сохранить самообладание. Он тянется к ключу, берет в руку брелок:

– Qarsh .

– Что?

– Qarsh . Акула. Их здесь полно. Прямо тут, у берега… стоит только нырнуть, и увидишь целые стаи.

И он жестом изображает, как ныряльщик надевает маску. Я стараюсь вернуть его к прежней теме:

– Почему ты сказал о сглазе?

– Потому что она умерла, но это не море вынесло ее на берег. Они все говорят, что это джинны.

Вот это мне уже не нравится. Он явно пытается заморочить мне голову. Джинны… духи, которые выходят из ламп в «Тысяче и одной ночи».

– Покажи мне ее дом.

Он кивает и вытаскивает смятую пачку сигарет из-за своей повязки. Я беру одну, он другую, и он протягивает мне зажигалку, а затем прикуривает сам. Едкий дым обжигает мне горло. Он пристально смотрит мне в глаза:

– Я ведь не шучу. Дурной глаз, джинны – они все про них говорят.

Рядом с нами раздается чей-то голос. Короткая фраза на арабском звучит враждебно. Это подошел один из стариков, он обращается к моему собеседнику. Тот встает:

– Я пойду к ним. А ты уходи. Встретимся на берегу.

Положив несколько монет на стол, я иду к морю.

Отлив. Дети играют в футбол на мокром песке. Несколько женщин, сидя в тени, возле развешанных рыбацких сетей, наблюдают за ними. Подходит молодой индус из кафе. Теперь я отмечаю его атлетическое сложение. Он садится рядом со мной.

– Вообще-то, меня зовут Раким. А тебя?

– Сезар.

– Ты христианин?

Я отвечаю «да»: в этих краях атеизм – вещь абсолютно неприемлемая.

Он протягивает мне сигарету. Закурив, я возвращаюсь к прежней теме:

– Ты говорил, что ее вынесло на берег не море.

– Нет. Потому что утопленники так не выглядят. Их раздувает. А она такой не была. Она была красивая.

– Разве ты видел ее мертвой?

– Нет, я не видел, но другие видели.

– Кто это – другие?

– Ну… другие.

Его взгляд обращен к морю, которое поблескивает, как дорогой шелк. Он смотрит куда-то вдаль. В дайвинг-центре справа от нас, в изгибе бухты, похоже, наметилось оживление: кто-то вышел на террасу и сел там. Уж не Марен ли?

– А люди из дайвинг-центра – они ее видели?

– Да. Поскольку она была иностранкой, им сразу сообщили.

– А она хорошо их знала, этих людей из дайвинг-центра?

– Да здесь все друг друга знают. Даже если не ладят, все равно знают. Я тоже их знаю.

– А ты их не любишь?

– Нет.

– Почему?

– Нельзя нырять в море и смотреть, что там, в глубине. Нехорошо это. Если бы было хорошо, Аллах подарил бы людям плавники… как вот у этой, – и он указывает на брелок, который я сжимаю в руке.

– Тебе нравятся акулы?

– Нет. У меня в деревне, в Индии, они иногда заплывают из океана в реку и пожирают людей.

Я указываю ему на домик дайвинг-центра:

– А они там, наверное, обожают акул?

– Да. Особенно один из них. Он majnun .

– Majnun ?

– Одержимый.

Я колеблюсь между раздражением и тревогой.

– Не понимаю.

– Это они так говорят.

– Кто «они»?

– Старики в деревне.

– Те самые, что говорили о джиннах?

Он кивает.

– Значит, она умерла из-за джинна?

– Нет, она умерла в море, но на берег ее вынесло не море, а джинн. Чтобы навести страх на деревню. Она ведь была из иноверцев, как и ты, – христианкой.

– Откуда ты знаешь?

– У нее был знак. На коже.

У меня перехватывает дыхание. Пытаюсь сдержать нахлынувшую боль. И еще ярость – от мысли, что ее тело было открыто для чужих взглядов. Ее тело, все сокровенные тайны ее тела… На миг передо мной проносятся жуткие видения. Надругательство. Но я цепляюсь за отчет, представленный мне чиновником из консульства: « Травмы – отсутствуют. Сексуальное насилие – нет».

– И ты его видел?

– Я же сказал, что нет.

И снова его взгляд устремляется к морскому горизонту.

– Раким, объясни мне поподробнее, что такое джинн?

Он отвечает, не отрывая глаз от моря:

– Wa Khalara Al-Janna Min marijn Min Narin …

– И что это значит?

– «И создал Он джиннов из магмы огненной».

– Это из Корана?

– Да. Джинны – такие же Божьи создания, как ангелы и люди. Ангелы созданы из света, люди из глины, а джинны из огня.

– И они злые?

– Они живут по своей собственной воле, могут быть то добрыми, то злыми. Вот Иблис – есть такой джинн, – он всегда злой.

– Иблис?

– Дьявол.

Мне хочется встать и уйти. Я уже не в силах выносить все это. Но мне больше не с кем говорить о ней, кроме как с ним.

– А ты сам-то веришь в джиннов?

– Все люди верят в джиннов. Верят в них так же, как верят в то, что змеиная кожа помогает от сглаза.

Внезапно он выпрямляется, разглаживает свою набедренную повязку, пожимает мне руку и прижимает свою к сердцу:

– Я надеюсь, что ты найдешь ответ.

Я тоже встаю. Остается последний вопрос:

– А как его имя… того, кто зовется majnun ?

Индус застывает на месте, явно не решаясь ответить. Потом неохотно выдавливает:

– Marine .

– Почему ты зовешь его majnun ?

– Потому что он разговаривает с рыбами.

Я с трудом удерживаюсь от смеха.

– Так, значит, он джинн?

– Да нет, он-то человек. Джиннов нельзя увидеть. Но есть племя джиннов, которое живет в море, – Маариды. И наши старики говорят, что он беседует с Мааридами.

Я больше ничего не понимаю. Пора прекратить этот разговор о потусторонних силах.

– Так где ее дом? – спрашиваю я.

Он оборачивается. Деревня вся перед нами как на ладони, в окружении зеленой пальмовой рощи, позади которой высится золотисто-коричневая гора под необъятным ярко-синим небосводом. Мимо проходит женщина в черном покрывале, ветер забирается в складки ткани, раздувает ее; она останавливается, смотрит на нас и исчезает.

– Там. Вон тот белый дом.

Домик совсем неказистый, похожий на все остальные. Единственный заметный изыск – две круто изогнутые арки на высоте человеческого роста, затеняющие пространство у входа. Деревянная дверь голубого цвета украшена тремя металлическими полосками, которые переплетаются, образуя ромбы и звезды. Справа от двери маленькое зарешеченное оконце. Я приникаю к нему, но цветастая занавеска мешает разглядеть, что там внутри. Дверь заперта на замок из золотистого металла, с надписью Goldcity . Я вставляю в него ключ. Наконец-то я что-то узнаю.