Владимир Лошаченко - Посвященный

Илона не выдержала – рванула его на себя, увлекая на мягкие шкуры.

– Любый мой, возьми меня, ах* * * – Господи, как хорошо, я в раю, не останавливайся, прошу тебя.

Юноша и девушка отдавали в любви все без остатка. Относясь друг к другу с огромной теплотой и нежностью, они старались доставить наслаждение любому существу и счастливые не замечали времени. Влюбленные прошли через два оргазма, сотрясавшие их тела и не могли насытиться друг другом. Успокоились лишь после третьего.

Тяжело дыша, лежали рядышком, держась за руки. Заметив кровь на бедре девушки, спросил:

– Ты девственница, Илона?

– Была, милый, была – счастливо засмеялась красавица. – Подожди, я сейчас – и выскочила из палатки.

Вскоре появилась с кожаным ведром и холстинкой – надо замыть, пока кровь не засохла. Алеша вышел, потянулся. Обнял вышедшую Илону, та поцеловала его в щеку.

– Сейчас я не против купания – сообщила красавица и они нагие побежали к воде.

Давно Алеша не испытывал такого единения с природой. Они купались, загорали, любили друг друга, искренне и со всей страстью. Это был праздник жизни, праздник молодости. А еще они разговаривали на различные темы. У девушки оказался острый ум.

Первым о юношеском порыве к живописи, вспомнила Илона. Отдыхая после очередной любовной схватки, она заметила:

– А кто-то хотел меня нарисовать.

Алеша встрепенулся.

– Точно, я совсем с тобой голову потерял.

Усадив любимую на седло Орлика, она уселся неподалеку, пристраивая лист к зеркалу.

Алеша в жизни никогда не рисовавший, ощутил такой необыкновенный подъем и вдохновение, что портрет писался сам собой. Начинающий художник изобразил Илону сидящую на лошади в одной руке она держала копье, другой сжимала поводья.

Через час портрет был готов. Показал его Илоне, приготовился слушать критику в свой адрес. Девушка, издав восторженный писк, бросилась ему на шею.

– Да ты отличный рисовщик – нет, неправильно, она смешно сморщила носик.

– Наверное художник – подсказал Алеша.

– Да-да, художник, – улыбнулась Иловна. – Одно плохо, в доме повесить нельзя.

– Родители заругают – догадался юноша.

– Ну да – сокрушалась красавица. – Я ведь на рисунке совсем голенькая.

И не делая перехода, спросила:

– А правда я красивая? – Ты меня хоть чуточку любишь?

Алеша, оставив портрет, прыгнул к ней, подхватил на руки.

– Конечно, люблю, ты самая красивая, губки как коралл, зубки, словно жемчуг.

Илона, лежа в его объятиях, закрыла глаза и прошептала:

– Продолжай, продолжай, ты так хорошо говоришь.

– Еще немного и она замурчит – пронеслось в голове юноши.

Говоря ласковые слова, он между тем быстро вбежал в палатку, бережно опустив драгоценную ношу на замшевое покрывало. Илона, не открывая глаз, раздвинула ножки и Алеша нетерпеливо вошел в розовое горящее лоно. Они с упоением наслаждались любовными ласками, громко закричав закончили одновременно.

Девушка стонала: – Мама. Алеша только рычал.

Придя в себя она положила ему головку на грудь и доверительно сказала:

– Спасибо тебе, милый, ты открыл мне неизвестную сторону жизни, я побывала в раю.

– И тебе спасибо, ласточка, я люблю тебя.

– Да, а как же жена?

– Ну дык, я всех вас люблю.

– А-а-а, я хочу, чтобы ты только одну меня любил – надула капризно губки юная гречанка.

– Я тебя и люблю одну, здесь же больше никого нет – заметил юноша.

Железная логика убедила девушку. Немного погодя заметила:

– А ты мне еще на рынке приглянулся. – Ты такой красивый.

Одоевский расхохотался. Девушка недоумевающее глянула на него.

– Чего хохочешь – и больно ткнула маленьким кулачком в бок.

– Ой, не могу, уморила. – Моя хорошая, нет такого понятия – мужская красота.

Как и многие мужчины, Алеша искренне в это верил.

– Красота – женский удел, ну и природа может называться красивой или какое-либо художественное творение. Но на первом месте – женская красота.

Здесь я целиком и полностью согласен с героем произведения.

– Илона, давай нарисую другой твой портрет для дома.

Девушка согласилась, но с условием – сначала основательно подкрепиться.

Накинув на себя простыни и, перекинув через плечо, принялись за обед, проявляя отличный аппетит. Прибежал Снежок – ему дали солидный кусок домашней колбасы. Пес деликатно ухватил ее зубами и скрылся в тени кустов, неподалеку от лошадок. Те мирно дремали в холодке, изредка отгоняя хвостами назойливых мух.

После трапезы искупались, но вместо занятия живописью на них напала такая сонливость, что молодые люди еле добрели до палатки. Поспав часа полтора, проснулись одновременно и, не сговариваясь занялись любовью. Через час общего безумия упали обессиленные.

Искупавшись, Илона заявила:

– Альёша, давай оденемся, иначе это плохо кончится, у меня уже все здесь болит – показав пальчиком где именно.

– Что же ты молчала, глупенькая, я сейчас тебя вылечу.

И действительно, после лечебного сеанса боль исчезла, исчезли беспокоящие факторы.

– Волшебник – Илона поцеловала Алешу, – но одеться нужно все равно. – Рисуй давай, не отлынивай.

Одоевский по мере сил помог девушке одеться и принялся за дело. На весь портрет затратил немного времени, больше заняла тщательная прорисовка деталей одежды. Наконец, Одоевский закончил работу. Илоне очень понравилось, а затем она обратилась с необычной просьбой.

– Любимый, нарисуй себя, мне на память.

Юноша, озадаченно на нее уставился.

– Как это? – Ить я себя не вижу.

Девушка нежно постучала пальчиком ему по лбу.

– Зеркало.

– Что зеркало?

– О, Господи, смотри на себя в зеркало и рисуй.

Алеша сгреб Илону в охапку и зацеловал.

– Умничка, гениально – вопил он, подбрасывая девушку в воздух.

– Сейчас же поставь меня на землю и хватит меня целовать, а то опять очутимся в палатке.

– А я не против, любить тебя, что может быть прекрасней.

Илона поспешно прикрыла пальчиком его губы.

– Помолчи немножко, у нас вся ночь впереди.

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа.

Заставив Илону держать стальное зеркало, Алеша примостил лист на седле и принялся писать автопортрет. В результате упорных усилий и беззвучных матерков, закончил свое творение. Благодаря верному глазу и твердой руке, автопортрет имел поразительное сходство. С листа китайской рисовой бумаги смотрел с затаенной усмешкой, гвардейский лейтенант без головного убора.

Илона подула на портрет опухшими губками.

– Этот рисунок в рамочке я повешу в своей спальне и вообще, закажу с него большую картину в масле. – У нас в Скопье есть очень хороший художник.

– Илоночка, посиди спокойно минут двадцать, сделаю несколько набросков.