В. Бирюк - Прыщ

А вот сыну своему Остомысл всё сделал сам. Ненависть между отцом и сыном в этой семейке сравнима только с ненавистью между женой и мужем — там же. Княгиня с княжичем несколько раз пытаются убежать от Остомысла, натравливают на него соседей, устраивают заговоры с сотнями зарубленных людей и публичным сжиганием любовницы князя на его глазах на центральной площади Галича…

Вот в этом во всём выросла Ярославна. То-то она так рыдала в Путивле на заборе по своему нормально ориентированному мужу.

Сынок Остомысла так и не женился, но любовью чужих жён обделён не был. До такой степени, что одна из его любовниц, некая попадья, рискуя жизнью своей, сумела доставить ему в место заключения под платьем нож.

Мадьяры как-то поймали парня и посадили на крышу высокой башни. «Властелина колец», посадку Гендальфа — не напоминает? Но отважная женщина добилась свидания, принесла узнику тайком кинжал, он нарезал полос из ткани шатра, в котором жил на крыше той высоченной башни, скрутил, слез и убежал. Пожить на свободе — он смог. А вот продолжить династию, обзавестись законным сыном — нет. А — незаконным?

Понятно, что от княжеской любвеобильности рождаются дети. По-русски — ублюдки, по-импортному — бастарды.

Рюриковичи очень враждебно относились к бастардам: Русь общее имение дома, всех признанных потомков Рюрика. Поэтому лишние рты не нужны никому. Папашка может признать мальчонку от любимой наложницы своим сыном, как, кстати, и сделал Остомысл, но — род никогда. Приличных городов, уделов — постоянно не хватает на всех. «На фига нам второй сорт, когда и первый — девать некуда?». Со времён Рюрика до «Погибели земли Русской» (почти четыреста лет) летописи называют только четверых внебрачных детей, ставших князьями. Один из них — сам Креститель, другой — из ублюдков Остомысла.

Естественно, незаконных детишек у русских князей много больше. Среди этого множества «ущербных», претендующим на княжеское корзно, но не получившим его, был, вероятно, тот самый галицкий Судислав.

Понятно, что никто «свечку не держал» и генетический анализ для подтверждения отцовства — не проводил. Русские летописи молчат о его происхождении: непристойно толковать об ублюдках. А вот западные позволяют себе больше.

В Европе несколько иное представление о приличном и допустимом: в эту эпоху в той же Венгрии, да и в других странах — Англии, Норвегии… бастарды, рвущиеся к власти — распространены. Майорат резко сокращает количество претендентов на позицию «государь», длина «скамейки запасных» уменьшается, уровень конкуренции снижается.

В цифрах: в Европе у короля-герцога-графа в потенциальных наследниках 1-2-3 сына-брата-племянника, кто реально может претендовать на наследование. На Руси — полсотни рюриковичей, каждый из которых имеет право, при соответствующем раскладе, занять любой престол вплоть до Киевского. Именно сейчас, в 12 веке, в этом порядке возникает всё больше исключений, наследуемых внутри конкретной ветви рода отдельных уделов. Но общее правило ещё живо.

«Рюриковизна по крови» Судислава из Галича объясняет и наличие княжеского имени, и доверие других монарших особ, и терпение самих русских князей к его участию в сварах — «нельзя лить родную кровь». И его стремление подвести Галицию под юрисдикцию мадьяр: под рюриковичами ублюдку Судиславу место только на подхвате, удела не дадут.

Даже для законных, но безудельных, рюриковичей существует специальный «святорусский» термин: князь-изгой. Иногда это вполне приличные люди, иногда — не очень. С некоторыми из них мне ещё придётся иметь здесь дело.

Измены и крамолы Судислава галицкого будут лет через 60. А несчастья Судислава псковского закончились лет сто назад. Какое-то представление о носителях этого имени на «Святой Руси» живёт и сейчас.

Имя здесь — как плащ, которым накрывают младенца его родители. Корсет судьбы. Судьбы желаемой и ожидаемой. Предначертанной. Но отнюдь не полностью предопределённой.

Понятно, что последовательность букв или звуков сама по себе никакой судьбы не определяет. Она формирует лишь реакцию окружающих. Но и это уже много:

Раз так назвали — первый будильник в доме — твой. А со временем уже и сам вскакиваешь, без принудительной побудки — привычка выработалась.

Реакция окружающих на имя, сиюместная, сиюминутная, сию-социумная — подталкивает ребёнка к тем или иным, «уместным» поступкам.

«Посеешь поступок — пожнёшь привычку. Посеешь привычку — пожнёшь характер. Посеешь характер — пожнёшь судьбу» — очень давняя мудрость.

Этого мальчика воспитают по-княжески: в полной уверенности, что ему все должны подчиняться. «Высокий жребий рок судил». «Высокий»! Хотя и ждут его тяжкие испытания от клеветников злобных и собратьев.

Лет через 10–12 Бонята сможет сказать:

— Тяжкие беды пришли на землю Русскую! Надобен нам князь добрый. Вот, вырос в семье моей отрок от корня Рюрикова, от крови Ростиславовой. Принесём же, братия и сёстры клятвы и молитвы свои к стопам сего чистого младенца! Во славу земли русской, во славу веры православной!

И имя — княжеское, и кровь — княжеская, и полки земские — за спиной стеной стоят. А повод, при регулярности катастроф в здешней жизни — найдётся.

Конечно, Бонята может и не сказать. Но если кто-то сделал корыто и назвал его «USS Dwight D. Eisenhower (CVN-69)», то, так или иначе, предполагает где-то-когда-то-какую-то… «Бурю в пустыне». Дальше можно говорить кучу прекрасных слов: «хочешь мира — готовься к войне», «взаимное сдерживание — основа мирного сосуществования», «необходимый уровень демонстрации силы»…

«Ружьё, повешенное на стену в первом акте, в третьем — должно выстрелить» — идея Чехова относится не только к театру.

Вот такие люди, вот так сделали этого ребёнка, вот так его назвали. Его жизнь — просто предмет торга, демонстрация возможностей, элемент «системы сдержек и противовесов», баланса ветвей власти…

Для кого-то этот малыш — человечек. Который тянет ручонки, радостно улыбается, распахивает глазёнки… Для кормилиц, нянек, служанок. Его судьбу решают люди, для которых он — пешка. Фигурка в династической игре. Пешка, которая делается для проталкивания в ферзи. Хотя возможен размен или жертва.

Есть путь, по которому пойдёт эта земля в реальной истории. Земских прижмут, первый епископ Смоленский Мануил — умрёт от старости, князь Роман, заходясь в своём благочестии, будет и дальше продвигать и поддерживать церковников. Но это будут уже другие люди. Любители мягко спать и сладко есть.

Наследующие Роману его братья будут слишком заняты своими военно-политическими играми. Будут дожимать, временами — кроваво, местное земство. При полной поддержке и с благословения церкви. И через полвека лживость и ложность местного священничества вызовет появление человека, которого много позднее назовут Смоленским Савонаролой — преподобного Авраамия Смоленского.