Андрей Захаров - Перекресток времен. Дилогия (СИ)

— Есть, товарищ подполковник! Галдан, держись крепче!

Мотоцикл взревел и рванул с места, выбросив из-под колес большие комья снега.

— Ну и везет же вам, Олег Васильевич! — восхитился Невзоров. — Только проговорили, и вот вам, пожалуйста, получите, что заказывали!

— Просто жизненный опыт и интуиция, — спокойно ответил Уваров. — Ну не может нам все время не везти! За черной полосой всегда будет белая! Надо в это верить. Что я и делаю. Как говорили наши предки, на Бога надейся, а сам не плошай! Мне ведь в свое время довелось в горах послужить, затем, когда сюда попали, с нашим профессором переговорил, оценил общую обстановку и местность, вот и сделал вывод, что где-то должен быть сход. Ну не могло его не быть! Поэтому и послал разведку вперед. Вот вам и результат.

— Я понял, почему вы гнали нас без остановок все эти сутки! Боялись, наверное, чтобы ночью не прошли мимо.

— Так точно. Ваша взяла… Хотя если честно, то уверенности у меня не было, но надежда умирает последней.

Максим шел, держась одной рукой за подводу с ранеными. Свой карабин с оптикой он закинул на спину, поэтому обе руки оказались свободными. Плохо, что в свое время они с батей не придумали прихватить с собой перчатки. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи! Сейчас же приходилось часто менять руки и согревать их своим дыханием. Передав уазик отцу, который сразу же загрузился ребятней, мерзшей без теплой одежды, солдатские шинели им мало подходили, Макс решил держаться поближе к Оксане, поэтому и пошел с госпиталем Баюлиса. Девушка, видно, поняла его желание и не возражала. За время спуска она сильно устала и уже еле передвигала ноги. Этому также мешали явно большая для нее красноармейская форма и ботинки не по размеру. Когда наступили сумерки, Макс еле уговорил ее сесть на подводу, где лежали двое раненых. Сам шел рядом, иногда поглядывая на поразившую его прямо в сердце девушку. За этот долгий путь они почти не разговаривали, в основном обменивались взглядами, но и по ним можно было понять, что думает каждый из них. В кармане своего бушлата Максим нашел несколько карамелек — видно, остались еще с прошлогодней поездки на озеро — и, не задумываясь, отдал их девушке. Оксана поблагодарила, но себе взяла только одну конфету, остальные отдала Варе и Рите, а также молодому красноармейцу, помогавшему им в госпитале.

За то время, что находился в этом мире, Максим понял, чем его современники в большинстве своем отличаются от людей прошлых веков. Людей двадцать первого века больше интересовала материальная сторона жизни, беспокоило собственное благосостояние. Они почти забыли, что существует такое объединяющее всех понятие — Родина! Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше, — вот основной лозунг его поколения. А здесь все по-другому. Да, конечно, и здесь были люди, ищущие для себя выгоды, но их было мало, и они старались не выделяться, как это было принято в его мире. Здесь общая беда сплотила всех, красных и белых, чего не было в двадцать первом веке. В его времени одни богатые боролись с другими богатыми, и плевать они хотели на то, что в этой их борьбе страдают простые, невинные люди. Паны бьются — у холопов чубы трещат. Так, кажется, говорил в прошлом простой люд? Но тут не было ни панов, ни холопов. Каждый стоил того, чего действительно стоил: без своей кубышки с золотыми, без связей, без родичей. Нет, родичи и «связи» у Максима здесь все-таки были! Это батя, дядя Олег и дядя Янис. Но гоняют они его, как последнего зеленого салабона. И правильно делают: тяжело в ученье — легко в бою. Правда, боя еще не было, но что такое товарищеская взаимовыручка, Максим уже узнал. Когда поднимался на перевал и сейчас, когда шел по покрытому снегом леднику. Неизвестные красноармейцы и солдаты-белогвардейцы по собственному почину освобождали подводы из снега, помогали друг другу подниматься и спускаться на крутых поворотах, при этом никто ничего не просил взамен, как было принято в его время. Каждый заботился о раненом, будь он красным или белым. Еще несколько дней с этими людьми, и ему не нужны другие. Вот где его место — среди них. Он готов делить с ними последний сухарь, последний глоток воды. Это единение придавало Максу сил и веры. «По одному нас сломать легко, а вместе мы непобедимы, — так, кажется, говорил кто-то из древних. — Ну почему нашему народу для объединения нужно горе и общая трагедия?» Макс этого не понимал, но понимал одно: взаимовыручка заложена в нем и окружавших его людях с генами, на подсознательном уровне, впитана с молоком матери.

За размышлениями Максим не заметил, что караван замедлил движение. Кругом стояла темнота, только впереди светились фары остановившихся автомобилей.

— Что случилось? Почему встали?

— Впереди большая трещина. Разведка место для отдыха нашла. Поворачиваем налево. Не отставать! Подтянуться! Дистанция минимальная!

Оксана соскочила с подводы и обогнала Максима. Сквозь мешковатую солдатскую шинель он видел ее прекрасную фигуру. Нет, не видел, чувствовал. Он не удержался, догнал и обнял Оксану за талию. Она вздрогнула, но не отстранилась. На секунду замерла, прижалась к Максиму всем телом, затем резко шагнула вперед, и возникшая между ними невидимая тонкая нить разорвалась.

— Поворачивай! Поворачивай! Осторожно! Поберегись!!!

Те, кто шел за ними, не увидели в темноте провал, одна из лошадей оступилась и провалилась задними ногами в трещину, судорожно пытаясь выбраться наружу. Следом за ней в пропасть чуть не пошла телега с ранеными. Спас положение старший сержант Левченко со своими артиллеристами, сопровождавшими госпитальные подводы. Григорий Васильевич, оставив возле своих орудий по два бойца, приказал остальным помогать походному госпиталю, где находился и его старший брат Степан.

— Хватай, ребята! Тащи ее наверх!!

Перепуганная лошадь сначала дергалась, но затем замерла, видно, поняла, что самой не справиться и спасение целиком зависит от людей. Хорошо еще, что подвода не перевернулась. С десяток бойцов окружили ее, напряглись, с криком и руганью, но все-таки вытащили лошадь из расщелины, после чего она, дрожа всем телом, резво потянула подводу за собой. На опасном пятачке сразу же встали два регулировщика, предупреждающие об опасности и направляющие движение каравана в место предстоящего отдыха. Хоть и с опозданием, но капитан Бондарев выполнил приказ общего совета.

Автомобили продолжили движение вдоль большой трещины. Впереди колонны тарахтел мотоцикл. Свет фар вырывал из темноты отвесные, неровные стены острых скал, кое-где покрытых снегом. Казалось, этой мрачной картине нет конца и им никогда не выбраться из ледникового плена. На границе ледника и скал снег почти исчез, открыв под собой тонкую кромку льда. Хорошо, что спуск был пологим, мотоцикл Синякова почти не скользил. Медленно движущийся за ним бронетранспортер своей тяжестью крошил лед, обнажая отполированные камни. Следом, переваливаясь с боку на бок, ползли автомобили, дальше подводы, сопровождаемые уставшими людьми.