Бен Элтон - Время и снова время

Стэнтон вылетел из постели.

Он рассказал ей. Все рассказал.

И она сказала, что верит.

Но поверила лишь части истории. Очень маленькой части.

Что он убил кайзера.

Конечно, она не поверила остальному. Он спятил? И как поверить? Он бы поверил? Он сомневался, слушая доводы всей профессуры Кембриджского университета. Поменяйся они с Бернадетт ролями, он бы ей ни за что не поверил. Никто бы не поверил. Не смог бы.

Стэнтон уже одевался. Взглядом обшарил комнату. Что взять с собой? Без чего не обойтись? Все необходимое уже в рюкзаках. Показалось, он забыл бумажник на столе, но это был кошелек Бернадетт. Она предпочитала мужские аксессуары. Черта ее политического облика.

Рюкзаки. На прежнем месте. Она их не тронула. Если б он показал ей компьютер… Фотографии, исторические документы. И тогда она бы поверила?

Что он – путешественник во времени ?

Нет, она бы решила, что он чародей, фокусник. Либо чем-то ее опоил. Либо загипнотизировал.

Но она бы не поверила, что он из будущего , что двадцатый век, в котором она жила и умерла, уже свершился.

Стэнтон выглянул в окно. Светает, на улице ни души. Он задрал голову – крыша по всей длине улицы. Наверх можно забраться по толстой водосточной трубе.

Стэнтон надел кожаную куртку, купленную по приезде в Берлин, и рассовал по карманам удостоверения, которыми его снабдили Хроносы. Немецкое и австрийское. В абсолютно неизбежных бегах личность Хью Стэнтона больше не понадобится.

Из большого рюкзака вынул самую тяжесть – снайперскую винтовку. Она уже сослужила свою службу, да и Бернадетт ее видела – прятать бессмысленно. Стэнтон опустошил рюкзак, оставив только смену белья, книги и кое-какие мелочи, приобретенные уже в этом веке. К ним добавились ноутбук, запасной пистолет, смартфон с драгоценным фотоальбомом, деньги, хранившиеся в малом рюкзаке. С одним багажным местом пускаться в бега сподручнее.

Напоследок окинул взглядом комнату.

Готов.

Пора.

Сейчас он не особо дорожил своей жизнью. И был бы просто счастлив погибнуть под градом полицейских пуль. Хроносы выкачали из него жизнь. Сначала отняли самое дорогое, а потом лишили второго шанса на любовь. Ведь он полюбил Бернадетт. Любил ее и сейчас.

Но у него есть план, который надо исполнить. Уведомить новое будущее о старом будущем. Рассказать, какой история была до того, как он ее изменил. Он вернется в Константинополь.

Стэнтон подхватил рюкзак и шагнул к выходу.

Потянулся к дверной ручке, но та повернулась сама и еще не закончила свое движение, как Стэнтон выхватил пистолет.

Дверь распахнулась, на пороге стояла Бернадетт.

Запахло горячим хлебом. Под мышкой Берни держала батон.

– Господи, что это ты с пистолетом? – сказала она.

– Ты ушла, – тихо ответил Стэнтон, не опуская пистолет. – Еще нет и пяти. Почему ты ушла?

– Не спалось. Попробуй усни, когда рядом мужчина из иного мира. Мало того, что влюбил в себя, так еще оказался путешественником во времени. – Бернадетт улыбалась. Та самая очаровательная улыбка, покорившая его в загребском поезде. Но вот она угасла. – Так и будешь держать меня на мушке? А почему ты одет? И с рюкзаком… Ты уходишь?

Стэнтон опустил пистолет. На душе стало легче. По крайней мере, возникла надежда, что станет легче.

– Я… я проснулся, а тебя нет. Я подумал…

На лице ее промелькнула печальная тень:

– Что я тебе не поверила?

– Тебя не было, я…

– И ты решил уйти, Хью? Замешкайся я в хлебной лавке, и уже бы тебя не застала? – Бернадетт посмотрела на стол, потом на постель, в которой они вместе лежали. – И даже записки нет? Ни слова на прощанье? Вот так было бы, да? Ты собирался просто исчезнуть? А говорил, что любишь меня!

– Люблю… Я очень тебя люблю. Безумно люблю. Тебя не было. Я испугался… Прости.

Стэнтон сбросил рюкзак.

Бернадетт немного смягчилась:

– Я просто не хотела тебя будить. Я ворочалась, накурилась до одури, а тебе надо спать, чтобы поправиться. Я решила купить горячего хлеба и угостить тебя, когда ты проснешься. Ничего нет вкуснее свежеиспеченного хлеба, правда? Давай выпьем кофе с горячей булкой, а потом прогуляемся и устроим себе поздний завтрак, а еще лучше ранний обед.

Стэнтон заулыбался. Облегчение прорвало плотину. Берни не потеряна.

Она с ним.

Но он едва не лишился ее. Соберись он чуть быстрее, вернись она чуть позже, и они бы никогда не увиделись.

– Съедим по кусочку прямо сейчас? – лукаво улыбнулась Бернадетт. – Или сперва запрыгнем в постель? За полчаса хлеб еще не совсем остынет.

– Я голосую за постель, – сказал Стэнтон.

Бернадетт начала расстегивать жакет.

– Глупый мальчик. – Она сняла жакет. – Решил, его бросили, когда я всего лишь выскочила купить ему горячего хлеба.

Наверное, сыграло повторенное слово «купить».

Наверное, из-за него Стэнтон вспомнил.

Кошелек Бернадетт лежал на столе. Стэнтон еще принял его за свой бумажник.

Бернадетт расстегнула блузку. Под шелковой комбинацией угадывались груди, не закрепощенные корсетом. Хотелось взять их в руки. Хотелось поцеловать ее. Он ее любил. Он ее хотел.

Но кошелек лежал на столе.

– На что ты купила хлеб, Берни?

– Ммм? – Скинув блузку, Бернадетт расстегивала кожаный пояс модно короткой юбки, которая была выше лодыжек и открывала предмет ее гордости – высокие ботинки на кнопках.

– Твой кошелек на столе. Ты вышла без денег. Интересно, на что ты купила хлеб?

Бернадетт приостановилась:

– В кармане была какая-то мелочь. Мы ложимся или будем обсуждать покупки?

Стэнтон тотчас понял, что она лжет. Эта ложь разбила ему сердце.

– Ты помнишь нашу встречу в поезде? – спросил он. – За обед попросим раздельный счет, сказала ты.

Помнит она? Он-то помнил каждое слово, каждую секунду той бесценной встречи.

– К чему ты клонишь, Хью?

– Ты сказала, я могу оставить чаевые, если мне угодно. Ты, мол, никогда не носишь монеты в кармане. «Они растягивают ткань и портят силуэт».

Бернадетт приоткрыла рот, показав прелестные, слегка неровные зубы, которые он так любил.

– Батон тебе дали в полиции? Для оправдания отлучки, если я проснусь до твоего возвращения?

Если еще оставались какие-то сомнения, их развеяла растерянность, промелькнувшая в лице Бернадетт. Сильная женщина, она исполняла роль живца и угодила в сложное, мягко говоря, положение. Ее уличили во лжи, и теперь она просчитывала варианты. Хью это понял по тому, как чуть сузились ее прекрасные зеленые глаза.

И Бернадетт поняла, что он понял. Блеф закончился. Она даже не попыталась возразить.

– Ты болен, Хью, ты помрачен. – Очаровательные изумрудные глаза ее увлажнились. – Тебе надо… тебя следует… Пожалуйста, пойми. Ты безумен.