Андрей Валентинов - Дезертир

— Эти двое, которым вы так трогательно стремитесь помочь, надеюсь, не очень опасны? — осведомилась девушка. — Я взяла пистолет, но, боюсь, порох в запале подмок…

Я не ответил — просто не знал. К тому же след вновь стал ровным, тот, кто шел, явно ускорил шаги…

— Здесь!

Перед нами была дверь склепа — полуоткрытая, перекошенная, чудом держащаяся на одной петле. След поднимался по засыпанным снегом ступенькам и исчезал за порогом.

— Я захватила фонарь, — девушка деловито расстегнула саквояж, но я покачал головой:

— Не сейчас. И разговаривайте шепотом. Недоуменный взгляд из-за очков я проигнорировал. То, что уцелело от моей памяти, уже подсказало: такая дверь опасна. Из-за дверей стреляют. Из-за дверей могут ударить стилетом. Похоже, не первый раз — и не второй — приходилось стоять на таком пороге.

Я поднимался по ступенькам медленно, стараясь ступать след в след. Из-за двери пахнуло сыростью и гнилью. Я прислушался. Тихо, очень тихо. Но эта тишина мне почему-то очень не понравилась, и я решил ждать. Прошла минута, другая…

— Гражданин Люсон! — девушка дисциплинированно перешла на шепот, но я предостерегающе поднял руку. Ждать, ждать… Что-то там, в мертвой темноте старого склепа, не так!

И вот наконец я услышал… Легкий шорох, словно кто-то поскреб пальцами по камню. Стон — негромкий, полный боли… И я понял, что опоздал.

— Эй! — крикнул я, на всякий случай отодвигаясь от двери. — Гражданин Вильбоа!

Ответа не было, но затем вновь послышался стон — такой же тихий, безнадежный…

— Фонарь! — я резко обернулся, ругая себя, что так поздно спохватился. — Я вхожу первым! Пошли!

Но вскоре стало ясно, что предосторожности излишни. Все, что могло случиться за этими мрачными стенами, уже случилось.

Два надгробия, старые, из темного камня, с уродливыми ангелочками по углам. Огромное распятие на противоположной стене. Разбитые цветные стекла в узких стрельчатых окошках. Этот дом мертвых давно не приводили в порядок. Свет фонаря скользнул по полустертой латинской надписи. «Anno Domini…» Но разбираться, в какое лето господне упокоились хозяева склепа, не было времени. Смерть снова посетила эти стены.

Тело той, которую я встретил у кладбищенской стены — обнаженное, со скрюченными пальцами широко раскинутых рук — лежало возле дальнего надгробия. Тело — но не голова. Голова пристроилась поодаль, свет фонаря отразился в широко раскрытых глазах…

Мне не солгали. Актриса по имени Мишель погибла на гильотине три дня назад.

Но не все в склепе были мертвы. Гражданин Шарль Вильбоа лежал на пороге, прижимая руку к груди. Темная лужа крови медленно растекалась по полу, исчезая в щелях между каменными плитами.

— Отойдите!

Голос гражданки Тома звучал настолько решительно, что я и не подумал возражать. Осторожно переступив через кровавое пятно, я подошел к мертвой женщине. Да, это она. Мертвый рот скалился, кончик почерневшего языка выглядывал из-за белоснежных зубов, словно отрубленной голове стало отчего-то весело. Я мельком отметил, что страшная рана на шее давно почернела и засохла. Да, все верно. Та, которую звали Мишель, погибла не здесь — и не сейчас.

На обнаженном теле ничего не было, кроме маленького серебряного крестика. Я взглянул на ступни — снег, облепивший ноги, еще не успел расстаять…

— Помогите его поднять!

Я поспешил ко входу. Гражданка Тома героически пыталась приподнять раненого. Вдвоем дело пошло быстрее. Я хотел спросить, что с ним, но тут неровный свет фонаря осветил резную рукоять. В груди парня торчал нож — слева, где сердце…

Девушка уже возилась в саквояже, доставая корпию, сверкающие сталью хирургические принадлежности и какие-то стеклянные баночки. Я принялся осторожно расстегивать промокшую кровью рубашку.

— Не вздумайте трогать нож! — резко бросила гражданка Тома. — И вообще, лучше подумайте, как нам достать экипаж. Его нужно доставить в больницу.

Я решил было не спорить, но взглянул на белое, как мел, лицо Вильбоа, на посиневшие веки и бесцветные губы и покачал головой:

— Нож надо вынуть сейчас. Вынуть — и немедленно наложить тугую повязку. Иначе он истечет кровью…

Внезапно я понял, что действительно знаю, как накладывать —такие повязки. Да, похоже, я не только воевал. Глаза уже искали что-нибудь подходящее. Корпия у нас есть, а затянуть можно обрывком рубашки. И — тепло. Надо его обязательно чем-то укрыть…

— Он и так уже истек кровью, — гражданка Тома устало вздохнула и поправила очки. — Как он еще жив, не понимаю! Впрочем, терять нам нечего. Берите лампу и светите!

Мне понравился ее тон. У девушки было главное, что необходимо врачу. Она не терялась — даже в таких ситуациях, как эта.

С ножом мы провозились долго, и я все время боялся, что перевязывать нам придется уже труп. Но Вильбоа был жив — грудь еле слышно вздымалась, в горле хрипело…

Я уже рвал на части то, что осталось от его рубашки, когда послышался скрип. Я был слишком занят, чтобы оборачиваться, но сразу понял — кто-то поднялся по ступенькам, заглянул в дверь…

— Смерть Христова! Убивають… Убивають!!! Первые три слова были сказаны шепотом, последние же слышали наверняка не только в Сен-Клу, но и в Версале. Что-то тяжело скатилось с крыльца.

— Убивають! Господа-граждане! На помощь! Злодеи! Как есть, злодеи!

— Проснулся, — равнодушно бросила девушка, осторожно поворачивая раненого. Я понял — речь шла о стороже, достойном гражданине Деларю.

Крики не стихали. Сторож вопил столь истово, что я бы не удивился, если б следом зазвучал набат. Но обошлось без набата. Впрочем, кому надо, тот слышал, и когда мы наконец завершили перевязку, в двери уже ломились знакомые фигуры в карманьолах и красных колпаках.

Бог весть какое чудо случилось этой ночью, но сержант, начальник караула, сразу же сообразил, в чем дело. Один из граждан санкюлотов тут же помчался на улицу за фиакром, а остальные расстелили шинель, чтобы переложить раненого и отнести его к воротам. Я отозвал начальника караула в сторону и коротко рассказал о случившемся. Тот внимательно проглядел мое гражданское свидетельство, кивнул и попросил зайти днем в ближайший полицейский участок на улице Сент-Андре, чтобы помочь составить протокол.

Я понял, что больше мне делать здесь нечего, разве что ловить по темным аллеям гражданина Деларю. Бедняга Вильбоа теперь в руках бога и эскулапа, а та, что считала себя мертвой, — умерла навеки. Что-то жуткое свершилось в старом склепе. Странно, но меня совсем не тянуло узнать, что именно. Я чувствовал страшную усталость — Смерть, царившая в этом городе, не отпускала меня ни на час.

Гражданка Тома была слишком занята, наблюдая, как бедного парня пытаются осторожно поднять на шинелях, и только огрызнулась, когда я попытался попрощаться. На всякий случай я дважды повторил адрес гостиницы мамаши Грилье, после чего откланялся и неторопливо пошел прямо по свежим следам — к воротам.