Андрей Валентинов - Овернский клирик

И вот Тулуза, откуда рукой подать до Памье. Но прежде чем ехать к предгорьям Пиренеев, предстояло кое-что выяснить в столице графства. Кто знает, не отсюда ли тянется паутина, в которой запутались мирные обыватели из Артигата?

Чтобы брату Петру жизнь не показалась слишком легкой, я заставил его после трапезы прочитать благодарственную молитву, причем вслух и с выражением. Заметив ошибку – прямо скажем, не особо существенную, – я велел прочитать молитву еще трижды, а затем – также вслух – просклонять никак не удававшееся ему слово. Несколько удовлетворив свое чувство справедливости, я решил заняться братом Ансельмом, дабы тот не обучал наивного нормандца тому, чему не велено, но нахальный парень опередил меня, поинтересовавшись нашими дальнейшими планами.

– Брат мой! – ответствовал я, соображая, чем бы озадачить излишне жизнерадостного Ансельма. – План ваш состоит в том, чтобы смиренно – слышите! – смиренно исполнять приказы отцов ваших духовных.

– Истинно так, отец Гильом. – Парень лицемерно вздохнул. – И да будет воспитуемый, словно труп, в руках воспитателя… [18] В дальнейшем – одно из правил иезуитов.

Меня передернуло.

– Брат Ансельм, где вы слыхали подобную мерзость?

На его лице появилась кривая усмешка:

– В Риме, отец Гильом. От одного испанского кардинала. Он был весьма недоволен недостатком почтительности к отцам духовным… Кстати, графа нет в Тулузе.

Наверное, вид у меня стал весьма ошеломленный, поскольку негодник Ансельм вновь улыбнулся, на этот раз своей обычной улыбкой, и пояснил:

– Я услыхал это у ворот, пока мы ждали, когда откроют. Один стражник сказал другому… Граф два дня как уехал на охоту, его ждут не скоро.

У парня оказался острый слух и вдобавок умение вовремя вставить нужное слово. А вообще-то мог сказать и сразу, умник!

– Точно нет, – поддержал Ансельма нормандец. – Я на рынке узнать… узнал. Мне это сказала… торговец скотом…

– Сказал торговец скотом, – поправил я, сделав вид, что ничего не заметил. – Итак, Его Светлости нет в городе.

– Вы пойдете к архиепископу? – негромко поинтересовался Ансельм.

Отец Сугерий, человек предусмотрительный, снабдил меня письмом не только к графу, но и к Его Преосвященству, но я невольно задумался.

– Архиепископ Рене – не тот человек, к которому стоит…

– Брат Ансельм! – Я предостерегающе поднял руку. – Я, кажется, уже просил вас не высказывать подобные суждения о князьях Церкви…

– Грешен, отец Гильом… Вы, конечно, правы – монсеньор Рене – пастырь, ведомый всему миру своей неподкупностью, нежеланием приближать своих родичей к управлению епархией и, главное, любовью к ближнему своему.

– Ну и хорошо! – удивился Пьер, уловивший какое-то несоответствие в словах и тоне, которым они произнесены. – А то я слыхал, что он с этими… отроковицами…

Я еле удержался, чтобы не ухватить их обоих за уши. Впрочем, мне самому приходилось слышать о монсеньоре Рене и нечто похуже.

– Неподкупность Его Преосвященства, – осторожно начал я, – увы, мало чем отличается от неподкупности иных, весьма достойных иереев. Его родичи… К сожалению, и это встречается часто…

– А! – понимающе кивнул Пьер. – Эта, как ее? Содомия!

Ансельм моргнул и, не удержавшись, рухнул на траву, задыхаясь от смеха. Пьер недоумевающе уставился на корчившегося в конвульсиях итальянца и повернулся ко мне.

– Не содомия, а симония, брат Петр, – пояснил я как можно спокойнее. – От имени Симона Мага, который пытался купить у Апостолов Духа Святого. А содомия – от названия города…

– Ну, да… – растерялся нормандец. – Я думать… думал, что они в Содоме этим и занимались…

– Не надо! – выдавил из себя Ансельм, тщетно пытаясь встать. – Умру!

Новый приступ смеха опрокинул его на траву.

– А чем они в Содоме занимались? – начал было Пьер, но мне пришлось пресечь его законное любопытство, дабы не погубить достойного брата Ансельма всеконечно. Отсмеявшись, тот наконец вновь принял вертикальное положение и долго вытирал слезы.

– Так вот, о Его Преосвященстве, – продолжил. я. – К сожалению, его… гм-гм… любовь к ближним действительно хорошо известна. Более того, известно и другое…

– Что он тайный катар, – уже без всякого смеха заметил Ансельм.

Пьер широко открыл рот, затем нахмурился и придвинул ближе свой «посох», до этого мирно лежавший в стороне. Я покачал головой:

– Скажем осторожнее – он не особо радеет о борьбе с этой богопротивной ересью. Но церковная субординация требует, чтобы мы представились монсеньору Рене. Кроме того, у нас в Тулузе есть и другие дела. Надо получить деньги у ломбардца и выяснить, где сейчас находятся арестованные. Они давно должны быть здесь.

– Для этого незачем ходить к архиепископу, – возразил Ансельм. – Деньги получить надо, а все остальное я могу узнать сам.

– Точно, – поддержал его Пьер. – Я тоже сходить… схожу на рынок и поспрашивать…

– У торговца скотом, – кивнул итальянец. Брат Петр вновь смутился и принялся сосредоточенно приглаживать свою отросшую за последние недели рыжеватую шевелюру.

– Итак, идем к архиепископу, – заключил я. – Отец Сугерий просит его в письме ознакомить нас с обстановкой в графстве. Округ Памье до недавнего времени считался спокойным, там даже катары никак себя не проявили.

– Так чего к архиепископу идти? – удивился простодушный Пьер. – Надо у этих катаров и спросить!

Я поглядел на брата Петра, после чего тот покраснел, затем начал бледнеть. Уже собираясь высказаться, я вдруг поймал себя на мысли, что нормандец в чем-то прав.

– Я бы не отказался, брат Петр. Но едва ли их вожди захотят со мной встретиться.

Нормандец при этих словах облегченно вздохнул, и его физиономия постепенно приобрела естественный цвет.

– Ну, а мы их попросить! – бодро заявил он и погладил свой «посох».

…Это незатейливое изделие уже сослужило нам неплохую службу. На дороге из Везеле в Ла Шарите к повозке, на которой мы ехали, подошли четверо мрачного вида оборванцев, поджидавших своего часа в дорожной канаве. Хозяин повозки уже собирался убегать в лес, спасая свое бренное тело, но брат Петр достал «посох» и несколько раз покрутил им над головой. Этого хватило – поднялся ветер, мгновенно сдувший незваных гостей с дороги…

– Отец Гильом, вы в самом деле хотите поговорить с руководством катаров? – негромко поинтересовался Ансельм. Спрашивал он столь серьезным тоном, что я невольно помедлил, стараясь правильно подобрать слова.

– Пожалуй, да. Я уверен, что катары – не разбойники и не убийцы. Они не захотят, чтобы в округе Памье и во всей Окситании запылали костры. Но едва ли они пожелают говорить с посланцем кардинала Орсини…