Андрей Валентинов - Овернский клирик

– Тебе надо было уехать, – заметил я.

– Уехать? – щека дернулась. – А де Лоз рассудил иначе. Он увез меня в Фуа, а по дороге приказал своим стражникам просто перерезать мне горло. К счастью, эти головорезы оказались не только жестоки, но и похотливы. Они решили слегка позабавиться с молоденькой монахиней… Ну, драться я умела еще с детства, к тому же у меня был нож. Вы помните, я рассказывала.

Да, это она рассказывала. Правда, тогда речь шла о дочери жонглера, которую ловили за кражу.

– В Памье мне делать было нечего, в Артигате тоже. Надо было вернуться в замок, но я решила вначале узнать, кого это присылает к нам Орсини. Я нашла вас в Тулузе, а потом решилась подойти. Я и не думала выдавать себя за дочь Тино-жонглера, но когда вы назвали меня так, отказываться не стала.

– А почему Филипп напал на нас в лесу?

– Напал? – Она вновь удивилась. – Нет, он просто гулял. В тот день он выпил, а пить ему нельзя – совсем нельзя. Я взяла факел, чтобы он узнал меня, но на него словно что-то нашло. Вы ударили его мечом, это его разозлило…

– А потом он заметил на моей груди Знак Власти.

– Да. Он мгновенно протрезвел и побежал в замок, чтобы сообщить о приходе посланцев гармэ. Все стало ясно. Или почти все.

– Самозванка, – напомнил я. – Цыганка Эльза. Кто ее убил?

– Кто угодно, но не Филипп, – твердо ответила девушка. – Мы уже заметили, что в последние месяцы стали пропадать люди, – и тут же кто-то распускал слухи о демонах.

– Это мог сделать де Лоз, – предположил я. – Или сам Пуаньяк. Ведь мы собирались в Артигат, и все выплыло бы наружу.

Жанна промолчала, а я не стал развивать эту тему. Кто бы ни сделал это – он уже получил свое. И не это теперь важно.

– Сестра Цецилия, – осторожно начал я. – Если бы вы не были монахиней, я просто пожелал бы вам счастья и посоветовал помириться с отцом. Но вы, как и я, – чадо нашей Святой Католической Церкви, вы – невеста Христова. То, что случилось в Памье, может кончиться очень плохо. Я должен вам объяснить…

– Не надо, – девушка покачала головой. – Ансельм… Брат Ансельм мне рассказал. Монсеньер Орсини желает организовать что-то страшное…

– Святейшее Обвинение, – подсказал я.

– Да. Знаете, отец Гильом, когда я говорила вам о попах и монахах, я не лукавила. Наверное, вы сейчас скажете, что монахи бывают разные…

– Они бывают разные, сестра. Я надеюсь как-то замять это дело. Вполне вероятно, что мне помогут.

– Вы еще плохо знаете Орсини! – резко бросила она.

– Я? Наверное. Но вы говорите о Его Высокопреосвященстве столь уверенно…

– Ансельм рассказывал. – Жанна поглядела мне прямо в глаза. – Он-то хорошо знает своего дядю!

– Что?!

Все-таки она напрасно назвала меня «проницательным». Я должен был догадаться сам. Вот кого мне постоянно напоминал Ансельм! Вот почему им так интересовался Орсини. Вот почему де Лоз хотел сжечь его, а не меня! Племянник Джованни Орсини, кардинала Курии! Это не какой-то брат Гильом…

– Он не говорил мне…

Наверное, в моих словах прозвучала горечь, поскольку девушка заторопилась:

– Отец Гильом, он вас очень уважает! Очень, поверьте! Но он знает, в каких вы отношениях с его дядей. Кроме того, Ансельм для того и ушел в Сен-Дени, чтобы никто не знал, кто он.

Да, наверное. Для того и уходят в обитель. Для того и уезжают в чужую страну.

– Дядя не хочет, чтобы Ансельм возвращался в Сен-Дени. Он вообще жалеет, что его племянник стал монахом.

Вспомнился разговор с Его Преосвященством, расспросы обо мне, о том, почему я надел ризу. Тогда казалось, что монсеньор просто желает намекнуть на свое всезнание…

– Постойте! – я даже замер от догадки. – Орсини? Чезаре Орсини? Два года назад!.. Ну, конечно, об этом говорили в Сен-Дени…

И не только в Сен-Дени. Об этой истории толковала, наверное, вся Европа.

…Всесильный род Орсини уже не первый век боролся со столь же всесильным родом Колонна. В ход шло все – убийства, доносы, обман. Два года назад Колонна подкинули главе рода Орсини подметное письмо, извещавшее об измене его супруги. Это была ложь, но старый Чезаре Орсини был горяч и несдержан. Он взялся за меч…

– Чезаре Орсини убил свою жену, – тихо проговорила девушка. – Убил на глазах сына. И тогда Ансельм схватил кинжал…

Да, я тоже вспомнил. Только звали мальчика не Ансельм, а Гвидо. Гвидо Орсини, единственный наследник всемогущего Чезаре.

– Я слыхала об этой истории еще в Милане, отец Гильом. Ансельма оправдали, ведь он не помнил, что совершил. Его простил Папа…

Его простил Папа, но мальчик себя не простил. Я вспомнил странное видение в логрском подземелье – старика в окровавленном одеянии, благословляющего своего убийцу. Может, я зря солгал тогда Ансельму?

– Не говорите ему о том, что знаете, отец Гильом. Ансельм сам вам расскажет.

– Не буду, – согласился я. – Гвидо Орсини уже нет, а брату Ансельму еще долго жить. Сестра Цецилия! Ваше участие в судьбе несчастного парня трогает, но… Боюсь, вы относитесь к нему не только как к брату.

– А это… Это не должно вас касаться, святой отец!

Девушка отвернулась, глядя в темное окно, но я был настойчив.

– Он – монах. Вы – монахиня. Не мне судить, насколько вы были правы, уйдя из мира, но брат Ансельм искренне принял обеты. Не будем говорить о законах церковных, хотя они не помилуют вас. Но вы просто можете испортить ему жизнь…

Она молчала, и я понял – бесполезно. Даже если я немедленно вышлю ее из Памье, велю запереть в обители, отошлю Ансельма к дяде… Не поможет.

– Да рассудит вас Господь, сестра. Не будем об этом. Сейчас вы должны рассказать мне о дэргах. Все, что знаете, о чем слышали. Надеюсь, это поможет мне.

– Вы обещаете не преследовать сеньора Доминика? – быстро спросила она. – Я не люблю его, но он – мой брат.

– Обещаю, сестра. Если Доминик д’Эконсбеф – не посланец Ада, то он делал лишь то, на что имел право.

Девушка задумалась, затем кивнула стриженой головой:

– Хорошо. Я расскажу, отец Гильом. Логры… Дэрги – не посланцы Ада…

– Он ждет вас, – озабоченно заметил отец Джауфре.

– Да, – согласился я. – Сейчас иду. Извините, немного устал…

Меня ждал посланец Орсини, но я действительно устал. Этот день – первый день, проведенный в Тулузе, куда мы приехали все трое, оказался на диво хлопотным.

Отец Джауфре, приор обители Святого Креста за Стенами, приютил Пьера и Ансельма в монастыре, а я, еле успев перекусить с дороги, направился к архиепископу. Его Преосвященство Рене Тулузский ждал меня с нетерпением. Наверное, не поспеши я к нему, монсеньор приказал бы привести меня на цепях, как несчастного Фирмена Мори.

Я сразу понял, о чем пойдет речь. Архиепископ во что бы то ни стало хотел скрыть случившееся в Памье. О Тулузе давно шла дурная слава, и монсеньор Рене спешил подстелить соломы. Отчет для Орсини – подробный и абсолютно лживый – его канцелярия уже успела составить. Ничего нового Его Преосвященство не выдумал. К выводам следствия, которое столь успешно запутал де Лоз, был добавлен рассказ о «бунте» неблагодарных жителей Памье против своих добрых сеньоров и о скоропостижной кончине епископа «от удара». Ход был умный. Бунт – дело властей светских, а поскольку Доминик д’Эконсбеф исчез, граф легко оставит дело без последствий.