Юрий Иванович - Второй шанс

– Понимаю…

– А чтобы некие формальности соблюсти, мы сейчас с тобой нужные бумажки напишем! – Бывшая директор знала, о чём говорит, у неё на комбинате всегда бухгалтерия велась выше всяких похвал. – Ты ведь у нас имеешь право подписывать нужные документы как нотариус, вот сейчас всё и оформим.

Оказалось, что у неё уже и все бумаги с собой принесены. А среди них и доверенность на право продажи дома, и дарственная, и прочие, казалось бы, мелкие, без особой важности бумаги.

Через час, когда всё было подписано, заверено и украшено печатями, Игорь Леонидович вытер трудовой пот со лба и откровенно признался:

– Ты, Григорьевна, страшней иного прокурора будешь! Столько бумаги перевела!

– Зато теперь спокойно помирать могу. И дом в хорошие руки передала, и внучку любимую наследными знаниями оделила, и судьбу сразу нескольких человек улучшила. Да и правнучек здесь быстро оклемается, своей матери помогая да будучи к делу пристроен.

– А справится внучка-то? – оставались ещё некоторые сомнения у Горбушина. – Да и не помню я её в лицо-то.

– Правильно, её почитай тут все двадцать лет и не было, с малолетства самого. Но тебя-то она помнит хорошо, сразу опознает. Память у неё на лица, как и у меня, – великолепная. А чтобы ты её с кем не спутал, вот, глянь на её фотографию.

Пока участковый присматривался да цокал от восхищения языком, Прасковья тоже нахваливала красавицу.

– Да и как ей не справиться с сыродельной наукой, коль она уже давно этому делу обучается? Можно сказать, напоследок решила мои особые секреты прознать да поэкспериментировать с ними. Потом собирается на одном крупном заводе главным технологом работать…

– Где именно?

– Рано говорить, кабы не сглазить! – и Козырева показательно перекрестилась. Только вот глаза её при этом смотрели озорно и глумливо. Скорей на публику работала.

Но с другой стороны, раньше времени новое место работы оглашать даже нескромно как-то. Поэтому Игорь Леонидович лишь вздохнул, разбирая копии документов на три стопки, и признался:

– Хотелось бы твою внучку увидеть директором заново восстановленного комбината… Да где такого спонсора взять?.. Эх! – и добавил с горьким цинизмом: – Жизнь бесова, нас —…все, а нам некого!.. Ладно, забирай… Вот эта папочка – твоя личная. Эта – твоей Ляльке.

В последнюю положил и фотографию внучки, чтобы не перепутались. Но при этом вспомнил о недавно прозвучавшем хвастовстве Козыревой. Мол, все лица помнит, старая клюшка. И решил попробовать. Тем более что ничем не рисковал.

Достал из стопки фотографий одну, с физиономией Наркуши, и положил на стол.

– Тебе этот тип не знаком?

Старушка опять достала очки, рассматривая фото вблизи.

– Или, может, видела где в последнее время?

– Хм! – напрягалась Прасковья, уже и за кончик носа себя пощипывая. И вдруг выдала: – В последнее время… не видела. А вот лет пять назад…

Страж закона даже на стуле привстал, подавшись вперёд.

– Где? Когда? С кем?

– Да возле нашего сельпо и видела. В мае две тысячи одиннадцатого. Он вместе с Федькой Зозулиным приезжал на таком громадном джипе. О том Федьке говорю, что хуторской. Он сейчас где-то отсиживается в лагерях.

– Э-э-э… – только и смог из себя выдавить Горбушин, потрясая пальцем.

– Да ты и сам тогда был возле сельпо. Пялился на этих баламутов: Федьку, дружка его, Шурку, и вот этого типа, тогда щетиной жуть как заросшего.

– Точно! Вспомнил! – теперь он уже вскочил на ноги и потрясал в азарте двумя кулаками: – И ведь буравило в памяти, что видел я этого типа, ох как буравило! Я бы, конечно, всё равно вспомнил… Но ты, Прасковья Григорьевна, – молодец! Не только моложе меня выглядишь, но и память – как у самой активной и доблестной комсомолки-активистки.

Комплимент на этот раз получился корявым и политически неверным, старушка озлобилась:

– Знаешь ведь, что никогда комсомолкой не была, не принимали меня. Да и к партии относилась с презрением. Вон ведь ваши коммунисты вместе с Ельциным да с Меченым какую страну просрали, построенную на костях обманутого трудового народа.

– Чего уж там, – скривился с досадой страж правопорядка. – Не трави душу… А за напоминание ещё раз огромное спасибо! Отработаем этот след. И по поводу внучки с правнуком не волнуйся, моё слово крепкое, знаешь ведь.

– Знаю, потому и уважаю, – вновь смягчилось выражение лица Козыревой. – Ладно, и тебе спасибо за всё. Может… и не свидимся больше… Так что прощай и не поминай лихом, если что.

На том и распрощались. А Горбушин, ещё минут пять посидев в задумчивости, размышляя о бывшем директоре сыродельного комбината и её нелёгкой судьбе, спохватился и стал названивать начальству. Новую версию о возможном местонахождении объявленного в розыск уголовника действительно следовало проработать как можно скорей.

Настроение было отличное, физическое состояние – словно уже помолодела, но после дальнего и длительного похода к участковому Прасковья Григорьевна все равно еле сумела дойти к родному дому. Да и к соседке пришлось по пути заскочить – о поставках молока договориться. Вот силёнки-то вместе с жизненной энергией и кончились. Только и смогла что войти во двор да усесться на лавочку возле калитки.

Наблюдавший за ней через окошко Александр ещё раз осмотрелся вокруг и всё-таки не выдержал – выскользнул во двор, чтобы помочь. Но вначале поднёс кружку с настойкой из тех трав, лекарств и прочих ингредиентов, что отыскались в доме у запасливой хозяйки.

– Это ты зря, – еле слышно бормотала старушка. – Вдруг кто увидит…

– Меньше говори, больше пей! – наущал мальчуган, придерживая кружку. – Как раз должно было всё настояться…

Они уже второй день как перешли на «ты» и нисколько не заморачивались во внешних отличиях своего возраста. Академик уже давно привык общаться с людьми престарелыми, а Прасковью уже не обманывал детский голосок и ангельский лик розовощёкого мальчугана. За каждым его словом ей виделся почтенный седобородый старец, один вид которого вызывал уважение, а то и робость.

Так что слушалась, пила и чувствовала, как силы понемножку возвращаются в дряхлое, измученное непомерной нагрузкой тело. И пока Александр отнёс рюкзачок в дом и вынес трость для дополнительной опоры, старушка дышала совсем иначе и говорить стала уверенней.

– Давай в дом!

– Вместе! Опирайся на меня! Давай, давай!.. Я ведь тебе с утра уже доказал, что по силе превосхожу детей, которым восемь, а то и девять лет.

В самом деле, малой подталкивал и поддерживал на удивление мощно, цепко. Да и во время утренней зарядки показал необычную атлетическую сноровку, силу и неуёмную энергию. Приседал, отжимался, ходил колесом, подкидывал лихо весьма тяжёлые гантели и даже пытался с разгона пробежать два-три шага по стенке. В общем, вёл себя как разбушевавшийся торнадо и приговаривал при этом: