Юрий Иванович - Второй шанс

После чего обе женщины слились в объятиях, что-то шепча, наговаривая и не стесняясь своих эмоций. Только и послышалось несколько внятных слов: «Как же так?!» и «а вот так…»

И тут послышался голос со стороны большой спальни:

– Похоже, я что-то пропустил?..

В проёме двери стоял парень лет семнадцати, с заспанным недоумевающим лицом, в одних трусах, зато с мобильным телефоном в руках. Кажется, он попросту снимал саму встречу. Ему Прасковья и стала объяснять, не выпуская старушку из объятий:

– Саш, познакомься, моя сестричка младшенькая, Галочка. Мы с ней вчера по телефону общались.

– Не мы, а ты, – уточнил парень и светски склонил голову: – Очень приятно познакомиться, Галина Григорьевна. Меня зовут Александр Свиридович Кох!

– А-а-а-а… – затянула старушка, отступая чуть в сторону и многократно переводя взгляд с сестры на парня и обратно. – Он?.. Такой… как и ты?.. Тоже, что ли?..

Теперь уже с сарказмом хмыкнула старшая из Козыревых:

– Разве что-то скроешь от такой малой вредины, как ты? Саша – академик, на четыре года меня старше. Но ты ведь знаешь, что я, бывало, и с мужчинами постарше знакомилась.

– Знаю, знаю! – ухмыльнулась старушка. – Ну а он-то чего… вот так…

И она затрясла ладошками, словно виртуально обрисовывая человеческую фигуру. При этом подразумевался внешний вид академика. На это её сестра беззаботно махнула рукой.

– Ты даже не представляешь себе, сколько там всяких сложностей. Можно вообще в младенца превратиться, и при этом весь свой разум потерять и без памяти прожитых лет остаться… Ладно, Галчонок, ты пока в малой спаленке располагайся, а нам одеться надо, – она двинулась к дверям большой спальни.

– А моя любимая комната кем занята? – возмутилась гостья.

– Константином Львовичем. Ты его видела, чернявый такой парнишка.

– Мм! – искренне поразилась прозорливая старушенция. – Неужели он – тоже?..

– Ну, так получилось, – донеслось из спальни.

Уже через минуту оттуда выскочил приодетый академик и предложил свои услуги по переносу вещей в комнату.

– Давайте помогу, Галина Григорьевна!

– Корзинку и эту сумку – на кухню, – распоряжалась женщина, двигаясь следом за парнем и рассматривая его во все глаза. Потом всё-таки призналась: – Вот уж диво дивное! Но молодую Праню мне легче осознать молодой, я её постоянно такой помнила и всегда мысленно воспринимала красивой, цветущей. А как голос её помолодевший услышала, так у меня всё и оборвалось внутри: «Не она!», словно подсознание закричало. К середине разговора только два варианта оставалось: либо подменил кто-то мою сестру, либо операцию по омоложению провела. К финалу о подмене уже и не думала, а вот самой глянуть на неё решилась. Да и сама просьба отправить Лялькин паспорт на сказку определённую настроила. Но вот на… вас смотрю и никак поверить не могу, что девяносто…

Они уже вдвоём разбирали на кухне привезённую Галиной снедь, выставляли бутылки с домашним, дивно пахучим подсолнечным маслом, укладывали по полкам пакетики с приправами. Младшая сестра во время своих наездов постоянно старалась старшенькую и подкормить, и запасов ей наделать, и дом в порядок привести.

Будучи в курсе подобной хозяйственности, Кох с улыбкой исполнял распоряжения, стараясь при этом и беседу поддерживать:

– А мне это кажется странным: принять чудо, случившееся с близким человеком, и сомневаться, что подобное могло произойти с незнакомцем. Обычно происходит наоборот, не правда ли?

– Да, какой-то парадокс есть в этом, – кивала старушка. – И за время своей работы жизнь сотни раз подтверждала старую истину: нет пророка в своём отечестве. То есть чужому мы чаще готовы поверить в экстраординарных случаях. Но у меня к сестре отношение особое. Если честно признаться, то я её больше любила и люблю, чем брата… и родителей… вместе взятых… Случись с ними такое, сомневалась бы до последнего. А тут…

Они подискутировали на тему пророка в своём отечестве, а потом Александр поинтересовался прежней деятельностью Галины, которой та отдала более пятидесяти лет своей жизни.

– По работе не скучаете? Или очерки да статьи продолжаете писать?

Та тяжело и печально вздохнула:

– Скучаю. И до сих пор писала бы… Благо, что редакторы не переставая названивают. Да только уже шесть лет как мои руки слушаться перестали, а на экран гляжу и сплошные круги перед глазами вижу. Всё расплывается… На машинке печатать не могу, и простая ручка на пятой минуте выпадает, а на компьютере работать, так зрение подводит. И голова потом страшно болит…

Всё это услышала пришедшая на кухню Прасковья. Обняла сестру со спины и любовно залепетала ей на ушко:

– Ничего, зато уже давно отдыхаешь, а не носишься по издательствам! – затем с гордостью, уже академику: – Наша Галчонок ещё в семьдесят шесть лет издавалась в самых известных и солидных журналах и газетах!

Та вывернулась из объятий старшей, отступила на шаг и стала в восхищении рассматривать и ахать. Всё нахваливала: и наряд, и дивные косы, и быстро нанесённый макияж. Тогда как опёршийся на кухонный стол Кох рассматривал сестёр и о чём-то думал. Когда же старшая Козырева к нему обратилась с вопросом «Что будем делать?», уже пришёл к определённому решению:

– Обстановка сложная, товарищи комсомолки, активистки, спортсменки и вообще, очень красивые женщины. Политический момент таков, что Галину омолодить мы не можем по нескольким причинам. Одна из них: нас станет слишком много, это бросится в глаза, и мы обязательно погорим. Уже сам факт появления здесь Веры Павловны меня крайне настораживает и озадачивает. Неспроста это…

– Не успела рассказать. Её, кстати, – припомнила Прасковья, – Горбушин в свой «уазик» сажал, когда я в окно выглянула. Видимо, документы не понравились. Может, она и в самом деле в розыске, как ты предполагал?

– А её спутники как себя вели?

– Так и сидели в машине, спокойно пряча свои паспорта.

– Именно! Документы! – Шестнадцатилетний парень смешно для своего возраста потряс поднятым вверх указательным пальцем. – Это вторая из причин, по которым нам нужно прикрытие Галины в её нынешнем обличье. Сразу четверо новых людей, и все – на чужих документах? Это уже перебор. Простая проверка по месту прежнего жительства вскроет обман.

Сёстры переглянулись между собой и только согласно кивнули академику.

– Третья причина, это запрет на взросление Цаглиману и мне. Особенно Боре нельзя, с его специфической внешностью. Могут провести параллели. Да и мне на «встречном курсе» можно лишь на полгодика в возрасте прибавить, не больше. Меня уже многие видели, резкое взросление нечем будет объяснить. Так что…

Он сделал паузу, подсчитывая нечто в уме. Старшая Козырева тем временем ободряюще обняла сестру за плечи, но долгое молчание не выдержала первой: